Юрий Папоров - Рыбка из «Аквариума»

Поначалу резидент хотел было обойтись без участия Мишеля, но тот запротестовал. И когда Пятый сказал, что Род должен после случая с Юлом находиться в тени, майор сослался на сообщение Джеймса Келли, что «Юл остался в восторге от знакомства с сеньором Блохом».

В резидентуру Пятого уже много лет входил довоенный агент ГРУ, проверенный на деле в период оккупации немцами Латвии и теперь имевший звание капитана Советской Армии. Он работал таксистом. Среди агентов Пятый имел и верного испанца, водителя машины «скорой помощи».

План был детально разработан, маршрут поездок Брука тщательно изучен. Ждали случая. Первый секретарь, живший в районе Полако, на улице Платона, уже два дня как не появлялся в посольстве. Испанец поставил свою машину на ремонт в один из гаражей фирмы Пятого, находившегося на авениде Национальной Армии, там же своим «десото» занимался и латыш. Мишель сидел у телефона, в ожидании очень важного звонка из Швейцарии, потому просил Глорию пока никому не звонить.

Вскоре после двенадцати дня раздался звонок и в трубке послышался голос Кристины.

— Попрошу доктора Санчеса. Он может принять меня сейчас?

— Извините, но вы ошиблись номером! — Мишель положил трубку; после чего больше не ждал срочного звонка из Швейцарии, а, схватив свою огромную сумку, заспешил к машине. Позвонив из первого попавшегося автомата в фирму Пятого, Род, уже в парике, широкополой шляпе и темных очках, стоял у дерева в десяти метрах от перекрестка улиц Диккенса и Мольера. Сразу за углом, по улице Мольера, пребывал Латыш со своей машиной, в ожидании сигнала. Не прошло и десяти минут, как на пустынной улице Диккенса в поле зрения Мишеля показался «форд» мистера Брука. Расчет майора был точен, и обе машины одновременно подъехали к перекрестку, да так, что «десото» преградил дальнейший путь «форду».

Мистер Брук, в рубашке с короткими рукавами и при галстуке (пиджак прикрывал на переднем сиденье толстый портфель), остановил свою машину в пяти метрах от «десото», мотор которой внезапно заглох на перекрестке. Мишель шагнул к правой дверце «форда», стекло которого было опущено, выхватил из-под пиджака пистолет и произнес как исправный мексиканский грабитель:

— Ограбление! Руки за голову!

— Я — дипломат! Соединенные Штаты! Вы не имеешь права! Ответите за… — Но тут подбежавший водитель такси, которого тоже нельзя было узнать, резким движением схватил оголенную руку американца и всадил шприц. Брук потерял сознание.

С той стороны, откуда подъехал «форд», показалась карета «скорой помощи». Мишель — пистолет уже лежал в кобуре под мышкой — и водитель такси замахали руками. «Скорая» остановилась рядом с «фордом», из нее вышел в белом халате, тоже неузнаваемый, заместитель Пятого. Втроем они перенесли мистера Брука с его портфелем в карету, таксист отогнал свою машину с перекрестка и принялся охранять пиджак американца, оставшийся в «форде».

В это время, в кузове машины «скорой помощи», колесившей по близлежащим улицам, замрезидента контролировал состояние дипломата, а Мишель фотографировал документы, находившиеся в толстом портфеле. Закончив, вернул документы на место с запиской, отпечатанной на пишущей машинке почтового отделения Поланко, стоявшей там для пользования клиентов. В записке говорилось, что мистер Брук может зарабатывать хорошие деньги, если станет сотрудничать с сеньором Роблесом. Мистер Брук не будет подвергаться никакому риску, это fair play — чистая игра.

От нового укола Брук стал медленно приходить в себя, он мог двигаться, жестикулировать, смотреть, ходить, но ни говорить, ни что-либо понимать или фиксировать в памяти из того, что происходило кругом, пока не мог.

Из кареты «скорой помощи» его вывели под руки врач и водитель. Они посадили его в «форд», положили под пиджак портфель, подняли стекла дверей и, нажав на кнопки, захлопнули их. Карета «скорой помощи» укатила, минут через семь уехало и такси, а еще через пять минут мистер Брук потер руками лоб и темя и тут же схватился за пиджак. Портфель лежал на прежнем месте, он открыл его и вздохнул полной грудью с облегчением. И тут увидел записку…

Центр высоко оценил операцию и документы, хотя они и не являлись военными секретами, однако имели важное значение. Содержание их ориентировало работу советских резидентур и было интересным МИДу. Большую ценность представляли список мексиканцев, завербованных ФБР и ЦРУ в 1958 году, а также фотокопии всех разработок работников посольства и других советских учреждений в Мексике, проведенных мексиканской тайной полицией за время президентства сеньора Адольфо Руиса Ксртинеса. Дела-формуляры давали сценку работы офицеров резидентур с точки зрения противника, явно внеся поправки и коррективы в характеристики, ежегодно составлявшиеся руководителями советской разведки. Было видно, кому следовало вести себя поосмотрительнее, кто был чист, а кого срочно следовало — эвакуировать. На деле-формуляре, заведенном на военно-морского атташе, автор, оставивший по себе след непонятной закорючкой, начертал: «¡Voló a tiempo!» [2] Вылетел вовремя! (исп.) Так что не «заболей» в Москве отец капитана первого ранга, кто знает, может быть, скоро замначальника ГРУ по кадрам пришлось бы назначать пенсию семье «погибшего при исполнении служебного долга».

Правда, в Центре, куда стекается вся информация, добываемая за рубежом, скоро стало известно, что ловкий бюрократ-капиталист из тайной полиции продал копии этих же самых разработок также и резидентуре ПГУ КГБ. Жуликоватый профессионал действовал по пословице «после нас хоть потоп», сообразуясь или подталкиваемый установившейся в Мексике традицией: со сменой президента республики меняются не только все министры, но и все ведущие чиновники. У нового хозяина страны своя команда.

Почему, спрашивается, напоследок не сорвать куш?

В то же время, после сличения в Управлении информации на площади Дзержинского материалов, полученных от обеих резидентур, начальник ПГУ генерал-лейтенант А.М. Сахаровский сделал личное замечание резиденту Зотову, почему-то изъявшему из своей посылки в Центр кое-какие страницы из отдельных дел-формуляров.

По мере того, как григорианский календарь, превышавший солнечный год всего на 26 секунд, точно отсчитывал дни и месяцы, иными словами, срок пребывания Петра Тарасовича Серко вдали от любимой Родины, Мишель Род все чаще задумывался над ее судьбой. Мексика не входила в группу процветавших стран мира, но сколько же в жизни ее народа было более удобного, разумного, передового. Он диву давался всякий раз, когда ему приходилось бывать в домах и квартирах рабочих и мелких служащих. Не было семьи, которая бы не имела спальни для мужа и жены, детской, гостиной-столовой, благоустроенной кухни с холодильником и ванной. Количество мыла, расходуемого в месяц мексиканцем — городским жителем, мягкая туалетная бумага вместо кусков партийных газет, одна, а то и две рубахи на день вызывали здоровую зависть. А жизнь представителей среднего слоя населения казалась ему кинематографом, рисующим бытие его страны при обещанном партией коммунизме. О людях из состоятельных семей он и не думал — они как сыр в масле катались за счет эксплуатации чужого труда.