Юрий Папоров - Рыбка из «Аквариума»

Это, однако, прекрасно знал председатель КГБ Юрий Андропов. Один из немногих, как и Косыгин, Андропов — порядочный человек среди элиты КПСС — видел, какими шагами экономика СССР и советское общество деградируют, двигаясь к большим бедам. Он имел полную информацию о том, что свояк Брежнева, которого тот сделал министром внутренних дел и генералом армии, Николай Щелоков; туповатый, но оказавшийся ловким дельцом секретарь Президиума Верховного Совета СССР Михаил Георгадзе, его кунак, хозяин Грузии Мжаванадзе; Первый секретарь ЦК КП Узбекистана Шараф Рашидов, хозяин Москвы Виктор Гришин и многие другие партийные бонзы нечисты на руку, принимают дорогие подношения за определенные услуги, ничего общего не имеющие с укреплением советской власти. По агентурным данным, у Георгадзе на правительственной даче, превращенной им в средневековую крепость и зорко охраняемой самим КГБ, хранятся подлинники картин великих русских и зарубежных мастеров, которые прежде являлись музейными экспонатами, царские сервизы, бесчисленные дорогие броши, кольца, серьги, несколько десятков миллионов рублей и не менее двух миллионов долларов, а также 8 килограммов алмазов и бриллиантов и не менее 100 слитков золота.

Однако ставить в известность хозяина страны Леонида Брежнева об этих преступлениях его подельников Андропов не решался. Он знал, что не получит поддержки от Брежнева, который сам коллекционировал подношения: подарочные «мерседесы», «паккарды», «пежо», «роллс-ройсы», «даймлеры» и «альфа-ромео», бесценные ружья, крупные бриллианты, изумруды, рубины. И уж совсем не мог рассчитывать на такую поддержку от других членов Политбюро. Ведь все они попали на первые посты в партии и стране не благодаря талантам и заслугам, а благодаря кумовству, приятельству, откровенному пресмыкательству перед власть имущими.

Между тем кругом звенели победные фанфары, которыми руководил льстиво-вкрадчивый чиновник-бюрократ, секретарь ЦК партии по идеологии Михаил Суслов. Если Брежнев переселил в Москву более 170 своих родственников, Щелоков — 89 душ, то Суслов привез из родной деревни 120 сородичей. Так поступали все сильные мира Советского социалистического государства. Вновь испеченные «князья» ловили момент! Беспринципные вахлаки и чинодралы, они не чурались жить на всю катушку. Родичи Суслова, например, хорошо знали, что Брежнев пришел в неописуемый восторг от идеи Суслова стать автором, а потом и Ленинским лауреатом сразу трех книг: «Малая земля», «Возрождение» и «Целина», которые будут написаны за него группой «хороших московских писателей».

В ожидании этих рукописей и миллионных тиражей — отсюда, соответственно, и мешка денег — Брежнев благодушествовал. И потому, когда Андропов доложил о том, что просматривается опасная тенденция к образованию подпольной экономики на базе государственной и сращиванию преступных структур с партийными и государственными руководителями разных рангов, хозяин Советского Союза, как плохой и нерадивый владыка, недовольно прошамкал: «Не надо раскачивать лодку! Обобщения — опасны… Нужно разбираться с отдельными случаями. Делать выводы — преждевременно. Не надо травмировать аппарат. Пусть аппарат работает спокойно…».

Петр много думал о Чугуеве. Дядя, если судить по письмам, которые он посылал на московский адрес племянника, заведомо зная, что получит ответ раз в четыре, а то и пять лет, очевидно доживал последние годы. «Как живется людям в Чугуеве, ежели в столице так плохо?» — спрашивал себя, бродя по Москве, полковник Серко.

Хлеб стали выпекать в столице — хуже не придумаешь. И само количество хлеба насущного заметно поубавилось. Падение талантов ощущалось даже в том, как изготавливались вывески. Однажды он зашел — не где-нибудь, а в центре, на проспекте Маркса — в общественный туалет, которым пользовались и иностранные туристы. И нервы его так расшалились, что он не смог сделать то, что хотел. Решил перекусить и на Кропоткинской зашел в столовую. Увидев липкие подносы, а за столиком в углу пьяного мужика, Серко с глубокой тоскою в сердце пошел домой, размышляя. «Рыба гниет с головы. Жирует номенклатура, а народ пьет горькую. Господи, что же происходит на родине».

Ему посчастливилось встретиться с Мировым. Тот задержался с отъездом в деревню, поскольку ждал верстку очередной своей книги. В деревню он выезжал каждый год,, чтобы там отдохнуть на природе и поработать.

Отужинав в ресторане Дома литераторов, они решили, что Петр присоединится к Мирову, который на своей машине уже готов был отправиться в Марийскую АССР, где половину территории занимали леса. Там, в отдаленной деревне, куда следовало, добираться из Козьмодемьянска на трехосном ГАЗ-69, у Мирова был приятель — местный егерь. Его жена заведовала продуктовой лавкой, что гарантировало достаток в еде. В нехоженых лесах было много озерец, где водились окуни, лещи, карпы, караси и даже щуки.

Поездка до Йошкар-Олы лишь дополнила многими фактами печальное впечатление от того, что происходило со страной. Шоссейные дороги были полны выбоин. Можно было двигаться по ним на «жигулях», способных развивать 120 км в час, лишь с половиной этой скорости. С заправкой тоже были проблемы, однако десятка сверху — и на бензозаправочной тебе без слов наполняли бак.

Тяжелый осадок в душе оставил рассказ жителя деревни за мостом, который попросил подвезти его до ближайшего большого села. Человек сказал, что он прожил в этой местности 62 года, а теперь хочет «драть» отсюда куда глаза глядят: не может видеть, как ценнейшая рыба — белуга, севрюга, стерлядь — с полным брюхом икры мрет тоннами, поскольку не может пройти на нерест и не желает подниматься на лифтах, придуманных для нее безголовыми людьми. И другой случай поразил Петра. Из Йошкар-Олы они должны были проехать до Козьмодемьянска. На окраине столицы республики, где не было указателей, но пересекались дороги, они спросили у инспектора ГАИ, как им выбраться на верный путь. Сорокалетний лейтенант указал рукой в нужном направлении и спокойно произнес:

— Туда! После клуба Ленина повернете и валяйте до вашего Козьмодемьянска!

Бич России — дураки и дороги, вспомнилось ему изречение классика.

Места вокруг деревни Дегтярная, поблизости от которой не было селений в полсотне верст, казались девственными: лес полон дичи и грибов, водоемы — рыбы. Однако на открытых местах, в песке хорошо родилась картошка.

Дом у русского егеря был добротным, вместительным. Хозяйка его — отзывчивая марийка — то и дело заливалась краской.

В первый вечер, при обильной еде: карпы, запеченные в сметане, индейка с грибами и яблоками — хорошо выпили и заговорили о жизни. Егерь Василий все помалкивал, и тогда Петр его попросил: