Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

С моей гряды на огороде я собрала три ведра картофеля. Это при моем положении и длительной голодовке сущие пустяки. Целые дни у меня уходят на то, чтобы стоять в очереди за обедом и хлебом. Пугает зима. Батареи в доме сломаны, и дом топить не будут. И все же не беспокойтесь обо мне. Хотя мне и трудно, но невидимая река посылает мне помощь — кто картошечки даст, кто капусты, кто даст сварить на своей плите, и за все спасибо. Т.Розанова».

3 октября. Москва. «Дорогой М. М.1 Отправила, наконец, Вам письма Пушкина. За это время я прочла и сравнила письма в двух изданиях — в новом, что Вам купила, и в старом, что у меня есть. Сначала мне показалось, что разница только в том, что в старом выпущены некоторые слова и фразы, приведенные в новом издании en toutes lettres. Но это не так. В новом есть письма, и некоторые интересные, не вошедшие в старое издание. Например, письмо к Вяземскому. Так как я обезьяна и хочу сделать тоже, что Вы, то я сейчас читаю Вересаева "Пушкин в жизни". И, конечно, Вы правы. Из окружения Пушкина, из всех его друзей никто не удосужился написать о нем настоящую хорошую книгу, как Вы написали о Володе.

У нас холодно. И если бы Вы знали, какая идет на кладбище заготовка топлива! У наших православных людей ничего святого нет. К зиме, я думаю, на кладбище не останется ни одного деревянного креста, ни одной деревянной решетки. Желаю Вам всего хорошего. О.Павловская».

4 октября. «Дорогая О. А. Идет разговор о нашем переезде отсюда, но это "улита едет, когда-то будет", а пока живем жизнью всей страны, войной, зимою. Перечитал "Дубровского". Он у меня с рисунками Володи. Присмотрелся к ним, подумал над ними. Сделаны они на чердаке Московского университета. Ряд вещей отражены из нашей комнаты — их не трудно узнать, и начинаю жалеть, что отдал силуэты в Литмузей — надо было подержать у себя до смерти. Ваш М. М.».

16 октября. Кокошкино. «Уважаемый М. МЛ Возможность выйти вам на пенсию — это большое событие в жизни человека, это почти свобода располагать собою. Думаю, что если Вы уйдете работать в деревню на скромное место без излишней ответственности и суеты, то больше войдете в мир красоты и покоя. Приезжайте в командировку и узнайте, где можно в хорошей глуши устроиться участковым врачом с отдельной квартирой и участком земли, а я помогу Вам от наших коз и Вам завести "Зойку" или "Катьку". Будет возможность завести и пчел. А иметь дело с растениями и животными — это отдых от людей.

Стоит чудесное бабье лето. Нет в природе той жажды жизни, как весною, но разлито спокойствие во всем и отдых. Природа отдыхает. С полей и огородов убран урожай. Растения и деревья приготовят почки и семена, сбрасывая свой весенний наряд, теперь уже не нужный. Повторяю — все отдыхает и греется в последних теплых лучах солнца. Хочется и самой вслед за природой как можно полнее насладиться теплыми днями. Ведь они последние. И как хороши, и как полны своеобразной красоты. Эти дни вселили в меня уверенность, что в моей жизни будет "бабье лето", и чем хуже стоит погода моей жизни теперь, тем продолжительнее и лучше получится мое бабье лето. А.Крюкова».

20 октября. Москва. «Дорогой М. М.1 Живу бурно. Целый месяц проявляла колоссальную энергию, чтобы заработать пуд овса (это был максимум желаний). В конце концов, вместо овса получила два пуда картошки, а так как хранить ее негде, то съедим ее, не дождавшись "Крутого подъема". Научилась делать печные трубы (железо таскала с Вашего двора), сама сложила времянку, набрав на нее по кирпичику. Теперь дело за дровами. Но это не железо и не кирпичи — их на улице и на дворе не подберешь.

Читала Ваш "Случай цинги" как Шерлока Холмса. Всучала для прочтения двум докторицам, но они категорически отказались.

Видимо, такое же профессиональное равнодушие, как у меня к картинным выставкам. Надеюсь, что в следующем письме Вы опишете мне такой какой-нибудь медицинский случай, который бы потряс меня до основания и надолго бы отбил аппетит к еде. Е.Сахновская».

22 октября. Была Иринушка и уехала. Последние месяцы она жила в Ленинграде и рассказала о жизни в нем много страшного. Осталось жителей в Ленинграде 700 тыс. Выбыло 2,5 миллиона. Часть из них вывезли, громадная часть вымерла. Чудесный город на краю гибели. Неужто исполнится проклятие старообрядцев, «что быть Питербурху пусту»?..

Наша жизнь скуднеет со дня на день. По существу, живем каким-то чудом. Нашего совместного заработка хватает сейчас на один килограмм масла. Хлеба нам не достает. Пуд же муки ржаной стоит две тысячи рублей. Вся забота о питании легла на Аню. И ее мужество, выдержка, доброе отношение к людям — удивительны и поучительны. Мне часто хочется обнять ее с любовью и благоговением, а вот не подойдешь и не сделаешь этого.

Много народу всякими путями возвращается в Москву. И худо там, и трудно, а едут. Это недавние речи Рузвельта и Черчилля внушили веру в победу над немцами.

Восемнадцатого октября умер художник Михаил Васильевич Нестеров. Он был стар и давно болен, смерть его не неожиданна, и тем не менее, даже в наши страшные дни смерти его смерть, замечательного художника, переживается как большое горестное событие. Я был у него один раз. Он был мне дорог по Володе. Я читал его страницы воспоминаний «не для публики», и эти моменты сблизили меня с ним. А его «Сергий» и все направление его живописи давно сделали его любимейшим художником. У меня есть два его письма — одно к Володе, другое мне, и я берегу их, как реликвии. А небольшая картина его кисти, подаренная мне О.А.Павловской, с задумавшейся женской фигурой у воды всегда со мною, и сейчас вот я смотрю на нее и у меня чувство — да будет воля Твоя.

24 октября. Москва. «Дорогой М. М.! Пишу Вам в "пустой" день, который я очень не любл, ю, а именно: в следующий день после концерта. Напрасно Вы искали в московских газетах рецензии на мой концерт, ибо о концертах, устраиваемых консерваторией, московская пресса обычно молчит. Мой Шопеновский концерт прошел удачно, особенно второе отделение. Публики было много, и концерт окупился. Вчера был мой третий концерт с очень большой и серьезной программой — Бах, Бетховен, Брамс, Рахманинов, Лист. Удались мне особенно трагические пьесы Брамса. В ближайшее время предполагается и 4-й мой концерт. В том, что я играю, черпаю силы к жизни, которая у меня не усеяна розами. Живу я скверно. Внутреннее состояние тяжелое. И кроме музыки нет ничего, что давало бы какое-то успокоение. Последнее время часто думаю о дорогом для меня Константине Николаевиче Игумнове. Скучаю о нем очень, хочу его видеть и дать ему тепло и ласку, которые всегда к нему жили в моем сердце. Живу отшельником, что не всегда бывает легко. Вспоминаю ибсеновскую фразу: "Сильнее всего тот, кто более всех одинок". А у меня, видно, кишка тонка. Сидя вечерами в обществе двух привыкших ко мне мышей, страстно хочу видеть близких мне людей, а Москва для меня пуста, все близкие далеко. Ваш Александр Егоров».