Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний
- Название:Мой час и мое время : Книга воспоминаний
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Ювента
- Год:2001
- Город:СПб.
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний краткое содержание
Мой час и мое время : Книга воспоминаний - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Рад узнать, что Ваш уют в Чкалове усовершенствовался: есть свой столик у окна. У меня его нет. Заменяет собственноручно прилаженная широкая доска на спинке кровати. Такое же устройство и у Андрея на его кровати.
Интересно, какие новые издания достали Вы по Лермонтову? И неужели в Чкалове, большом областном центре, не осталось ни одной церкви?
После Вашего письма я успокоился за Вас. Мне показалось, что Вы пускаете корни в Чкалове и обживаетесь там, а у Вас в душе тревога и новые планы. Печально отсутствие света у Вас. Это тоска. Но и тут применимо Ваше философское "уменье ждать". Проникнитесь Вашей идеей, и Вам будет легче. У Вас есть перспективы будущего. У меня их нет. Могу ждать только естественного конца и смиренно жду его, семейный уют скрашивает это ожидание. Стараюсь наполнить жизнь полезной работой — хотя бы штопкой чулок и переработкой литературного материала для Института мирового хозяйства, а также не оставил мысли и о "воспоминаниях". Кончаю. Не взыщите за мелкое писание — это свидетельствует об истощении запаса бумаги. Крепко обнимаю. Петр Осадчий».
4 ноября. Сегодня подтвердилась весть о смерти в Ленинграде Глеба Вержбицкого и Бориса, его брата. Первый умер в феврале дома от голода — дистрофии. Второй в марте в тюрьме. «Он был бодр, у него была энергия, были широкие научные замыслы, и он бы выжил, если бы не катастрофа, случившаяся с ним». Так пишет мне его сестра.
А Глеб накануне своей смерти был у Натальи Павловны Вревской, посидел у нее вечер и не раз возвращался к тому, что он скоро умрет.
Ветер в чаду своеволъя
В звенящее бьет окно.
С тихою скорбною болью
Что-то из сердца ушло.
Жизнь не веселая шутка,
Людям ее не понять.
Только до ужаса жутко
Ничего впереди не ждать.
Города спит громада.
Улиц пустынных сеть.
Скоро уж будет не надо
Ни о чем, ни о чем жалеть.
Бедный, бедный Глеб! Это его стихотворение. И еще:
Вырезал несколько слов
На березовой белой коре.
В глубине заповедных лесов
Умирают легко на костре.
Полотняный мешок у бедра.
Голубые глаза горды.
Только кто-то плеснул из ведра
На горящие угли воды.
На ладонях кровавый след,
И молитвой его не смыть.
Может быть, через тысячу лет
Люди будут иначе жить.
На березовой белой коре
Вырезал день и час.
И хотел умереть на костре.
Но костер золотой погас.
Жена и сын Глеба еще перед войной уехали в Керчь и погибли там от бомбежки. Так, по крайней мере, уверяет брат жены Глеба. А сестра Глеба пишет мне: «Не знаю, насколько это верно. У меня есть основания сомневаться в этом». В браке Глеба не все было обычно. Он жил всегда один и с любовью говорил о жене и сыне. Следующее его стихотворение я склонен считать автобиографичным:
Жил на свете муравей
С перехватом в талии.
Спи, Ирина, слез не лей.
Жил на свете муравей.
Кроткая ракалия.
Упросил он быть женой
Муравейку черную.
Дом построил под сосной
С кухней и уборною.
Провозился ночи три.
Ползал днем за пищею.
Приколачивал драпри,
Украшал жилище.
Муравейка в дом вошла
Властною походкою
И за правило взяла
Быть супругой кроткою.
Муравей же все терпел,
Нежный и внимательный.
Ах, всегда такой удел
Муравьев мечтательных.
Так и жили, но всему
Есть конец положенный.
Вдруг подняло кутерьму
Сердце в сумке кожаной.
Муравейке вспала блажь
Бросить дом супружеский:
«Собирай-ка мой багаж.
Помоги по-дружески.
Не хочу я на луга.
Прячь любовь под кителем.
Мне противен муж-слуга,
Жажду повелителя.
Здесь я чувствую тоску
И пройду над безднами
К темно-синему жуку
С лапками железными».
От невыносимых мук
Изменяясь в счастии,
В тот же день ее супруг
Проводил туда, где жук
Держит в лапках счастие.
Возвратился… в горле ком.
Ночью страшной, темною
Муравей разрушил дом
С кухней и уборною.
И травой ножа острей
Перерезал талию…
Так скончался муравей.
Кроткая ракалия.
«Во время своей болезни, если постепенное умирание от голода можно назвать болезнью, Глеб много говорил о своей повести "Голубые дачи", собираясь закончить ее, когда поправится. Ведь он не знал сначала, что умирает. Рукопись этой повести я не видела и не знаю, где она». Так пишет мне сестра Глеба.
Тревогу, голод — все на слом,
В глухие стены, переплета.
Историк, горбясь над столом,
Начнет неспешную работу.
И каждый выстраданный день,
Глубоко спавший по архивам.
Положит на страницы тень
Тяжелым вычурным курсивом.
Таблицы, цифры и слова,
Исписанной бумаги ворох.
Простая строгая канва
Для циклопических узоров…
Историк, больше приготовь
Чернил и перьев для работы.
На камни пролитую кровь
Замкни в тугие переплеты.
«Где и как умирал Борис, — продолжает сестра Глеба, — мы не знаем, как не знаем, где зарыто и его бедное тело. Знаем только дату его смерти — 8 марта…»
Голову казненного на блюде
Городу за пляску протяни.
Жестким камнем вымостили люди
На землю уроненные дни.
Намочила ты на эшафоте
Алой кровью шелковый платок.
Только книга в тесном переплете
Уместила, что сказал пророк.
аблудились в улицах Предтечи,
Истины не смея передать.
И никто не выбежит навстречу
Платье новое тебе поцеловать.
Разве можно говорить Иуде
Холодны и тяжелы, слова.
Точно камень на широком блюде
Мертвая застыла голова.
И еще два последних стихотворения Глеба. Это все, что случайно сохранилось из его творчества.
Я ищу средь улиц бесконечных
Девушку с каштановыми косами.
Останавливаю хмурых встречных
Своими расспросами.
Вы не видели девушки в синем берете
С меховой сероватой опушкою?
Ушла рано она, еще на рассвете,
С моим сердцем — ее безделушкою.
Нет, не видели… Дальше, измученный,
Я иду до следующей встречи,
Углубляюсь в городские излучины,
Ставлю в часовнях свечи.
Мимо мчатся, мелькая, прохожие.
Точно снежные хлопья метели.
Бездарные породы Божий,
Недостойные своей модели.
На углах крича, как сумасшедшие.
Пристают мальчишки с папиросами.
Мгла… тоска… Да где же ты, ушедшая
Девушка с каштановыми косами?
И последнее стихотворение:
Молится девочка скромная
Справа у тихих колонн,
Кроется радость огромная
В ласковых ликах икон.
Глазки задумчиво синие
Смотрят на черный канун.
Ярких огарышей линии
Гасит мальчишка-шалун.
Интервал:
Закладка:
