Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

В тот же день. Тбилиси. «"Мудрено, родимый братец, на чужой сторонке жить". Прозябаю. Все тоже и тоже, вернее, не лучше, если не хуже. Недавно пережила хорошую встряску не без пользы для познания людей и для более энергичной попытки уехать отсюда: здорово живешь — повлекли в кутузку, где пребывала в обществе воришек и тому подобных людей несколько дней — до прокурора, который послал меня на работу. И все сие из-за пропажи платинового тигля из лаборатории. Буду биться уехать от подлой азиатчины во что бы то ни стало. Пишу в Ленинград, прошу "вызвать", но раньше августа, сентября нечего ждать. А пока… надо терпеть? Да? Отобрали часы, цепочку, брошь… Надо выцарапывать. Фу, как противно, если бы Вы знали!!

О Саше (сын) с декабря нет вестей. Он был в партизанах, два года я о нем ничего не знала… Снова тревога и неустанная мысль о нем. Неужели вытерпеть плен и погибнуть тут?.. Нет, нет — не буду так думать. О, Господи! Н.Вревская».

22 марта. Кокошкино. «Уважаемый М. МЛ Сегодня получила Ваши деньги и, не заходя домой, пустила их в ход. Как необходимы и дороги оказались Ваши деньги в данный момент!! Ведь только моя переписка с Вами держит меня на поверхности жизни… А как много людей не выдерживают и погибают. Свезли в психиатрическую больницу одну, другую. Искромсала себя ножом третья… Да, что говорить! Спасибо. А.Крюкова».

24 марта. Москва. «Дорогой М. МЛ Вы так "растрогали" меня своим письмом, что на душе веселее стало. По этому поводу не могу не сказать Вам, что я Вас нежно люблю за то, что Вы всегда для всех что-то делаете и делаете как-то по особому — легко.

В Москве я такая издерганная, несчастная, что всякий выезд из нее, даже в очень тяжелые условия (как было на торф) являются чем-то вроде санатория. Одна надежда на скорый конец войны… Какие Ваши планы на дальнейшее? Неужели комната погибла безвозвратно? Неужели мне больше не придти к Вам в гости в Ваш уют и не послушать обольстительный бой часов?

Напишите, какое у Вас настроение? У меня такое, что мечтаю взорваться на мине. Елена Сахновская».

24 марта. Загорск. «Милый М. МЛ Вы пишете, что погиб уважаемый учитель, потому что жил одиноко. А я думаю, что это случилось потому, что он вообще был замкнутый человек. В семье бы, наверное, он был бы еще более одинок. Душевно никогда одинокий человек не может испытывать той степени одиночества, какую может испытывать семейный человек в своей родной семье, если она не сродна ему. А как часто это бывает! В семейной жизни уживаются люди доброго характера, не очень интеллигентные и очень терпеливые и любящие. Или же люди очень высокого параллельного чувства долга. Вообще, брак есть величайший подвиг христианский, который вместить не дано всякому человеку. А то, что называют обыкновенно "браком", — это ведь неизвестно что. Какое-то недоразумение и, конечно, не брак. Я очень уважаю и преклоняюсь перед настоящей семейною жизнью, но это единичные явления в жизни, так же как и настоящее монашество… И как ни трудно мне на старости лет, больной, быть одной — я не могу подумать без содрогания о совместной жизни с кем бы то ни было, и благодарю Бога, что Он не допустил меня смолоду в брак и тем сделать величайшую ошибку в своей жизни.

Вся моя теперешняя жизнь утверждает меня в моей идеалистической настроенности, ибо, если бы я не была духовно настроена эти годы, то ни за что бы не выдержала того голода, какой я испытывала эти годы… Чудесно!

Книг Страхова у меня нет. Думая умирать, я переслала их в Толстовский музей, не зная, что он для Вас интересен.

Все хочу и забываю Вам написать, что зимой в Свердловске скончалась Татьяна Сергеевна Готовцева, которую знавали Вы, и которая очень любила Володю. Всего, всего доброго. Ух, устала от длинного письма Вам. Т.Розанова».

26 марта (из дневника). Снежная пурга и мороз. Все занесло, замело. Здания больницы не топим. Больные притихли и сжались на своих кроватях. Болит душа от этого зрелища и бессилия помочь. Вся зима шла с угрозою замораживания, со страшным напряжением достать топливо. Бывали дни отчаяния, бывали и радости, когда батареи были теплы. Но увы — радость эта бывала не часто и непродолжительно.

Сегодня день у меня тих и спокоен. До обеда за книгой. После прошел в город полечить престарелого товарища, а затем зашел к Сабуровым. Там дурная погода «помешала поторговать на барахолке». Денег нет, есть нечего. Хорошо, что я зашел с хлебом и деньгами. Прекрасна у них манера пользоваться таким одолжением — достойно и просто, без лишних слов. Мне приятно и занятно бывать у них… Домой едва дошел — так замело все пути.

Несколько дней прожил у меня доктор Георгий Александрович Косткевич. Мы с ним приятельствуем с М. Горы. Он киевлянин, сын профессора, рос вместе с «Испанкой» — Ксенией Александровной Хайнацкой (теперь его жена). Брак этот какой-то логический. Заброшенные оба в Карелию, обездоленные, осиротевшие, надломленные — «оба на краю жизни» — они не могли, встретившись, не пожениться. Вышло это неплохо, и я радуюсь за того и другого. Они взаимно берегут друг друга. А что может быть ценнее этого в человеческих отношениях?

26 марта. Москва. «Двенадцать часов ночи, но решила написать тебе, родной мой! Завтра с утра неотложные дела на целый день. Спасибо тебе за такие чудные сухари. Они спасают меня, когда нет белого хлеба. От черного хлеба чувствую себя плохо и стараюсь его не есть. Характера болей своих понять не пойму: то болит натощак, то болит после еды, болит от усталости, от тяжестей, которые приходится носить, а иногда просто ни с чего. Хочу к тебе, хочу знать, что это такое. Если это конец — рак, то… что же, на все воля Господня. Главное, мне нужно спокойствие и быть около тебя. Пожалуйста, не бей тревоги, не волнуйся. Оставим все до приезда моего во Владимир. Месяца через полтора я буду там.

Буду здоров, целую. Аня».

4 апреля (из дневника). Когда и как промелькнула неделя — не помню, не знаю. Дни так полны и работою, и чтением, и людьми… Словом, надо всем «довлеет дневи злоба его». Погода стоит дурная, холодно и сыро, морозит и тает. Солнца нет. О весне не слышно. Читаю Барсукова и «Русский вестник». Видался с Сабуровыми. Разговор об убийстве Распутина, Феликсе Юсупове-Сумарокове, событиях ранних и поздних, связанных с убийством. Все это еще свежо в памяти и «волнительно».

8 апреля. Кокошкино. «Уважаемый М. МЛ Зима взбесилась, и с 5 апреля по сей день не перестает буран. Меня в школу закутывают вдвоем мои девчонки. Поверх моей знаменитой ушанки затягивают, как маленькую, платком. Дыру на валенке, которая в обыкновенное время имеет мало значения, завязывают шарфом… ну, настоящая кикимора… "А все-таки ты, мамка, лучше всех. И люблю только тебя и себя", — говорит старшая, Мила…