Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

Умер Константин Георгиевич Славский. Мне очень горька эта смерть. Его место в моей жизни останется навек незанятым. Миша».

17 марта. Москва. «Милый М. M.! Спасибо Вам за те милые строки, в которых Вы говорите обо мне лично. И меня порадовала встреча с Вами. Очень буду рад, если судьба снова занесет Вас сюда и Вы дадите мне знать о своем приезде.

Как Ваши мемуары? Надеюсь, Вы их продолжаете. Было бы более, чем жалко, если вы их бросите. Льщу себя надеждой еще раз послушать их в Вашем простом, но выразительном чтении.

Очень хочу Вас повидать и не прочь сделать это в скором времени. Весь Ваш, Беляев».

Загорск. «Глубокоуважаемый М. МЛ Наступают дни Великого поста. Рассматривая свою жизнь во Владимире, чувствую себя очень виноватой перед Богом, собою и Вами. Вот в той части, где виновата перед Вами, приношу покаяние, сознавая, что я Вам доставила одни огорчения, массу забот и большие денежные издержки. Мне хотелось доставить Вам и полезное, и приятное, а вот я ничего не сумела Вам дать. Простите меня великодушно — Вы были и терпеливы, и добры, и внимательны ко мне.

Я очень слаба душевно. Мне нужна религиозная поддержка, и Вы мне дать ее не могли — отсюда все трудности. Я могу жить или в религиозной атмосфере, или в очень тяжелых физических условиях, как это было на Лубянке,»в больнице им. Яковенко, где суровость уравновешивала душевные страдания…

Спасибо Вам, что Вы дали мне возможность повидать чудесный собор, о котором так много говорила мне С.В.Олсуфьева. Благодарю очень и за фуфаечку, так как у меня в комнате стоит полярный холод, и она очень помогает переносить лютую стужу. Очки тоже такие, каких нет ни у кого. Материальная помощь Ваша огромна. Я очень поправилась, сердце исправно, нервы приходят в порядок.

Посылаю Вам маленький подарочек: "Лирику 18 века" с отцовским автографом. Она, думаю, будет Вам приятна, как память об отце моем. Т.Розанова».

22 февраля. Москва. «Дорогой М. М.! При всей своей любви к благословенному городку Тарусе, я раздираюсь сомнениями и никак не могу решить, правильно ли Вы поступаете, думая забраться в такую трущобу. До нее всего 125–130 километров, но доехать труднее, чем, скажем, до Ленинграда, и ехать дольше. Поездки туда целое путешествие. Зимою она и вовсе отрезана. Сами Вы, сделавшись сановником районного масштаба, получите право проехать на грузовичках, когда они будут посылаться в Серпухов, но Вашим родным и знакомым будет казаться, что Вы живете где-то на китайской границе.

Может быть, правильнее выбрать другую богоспасаемую глушь? Есть же еще красивые и более достижимые, в любое время года, места. Потому, может быть, правильнее пожертвовать всеми "совершенствами" Тарусы и не забираться "на край света". Все это обдумайте, прежде чем что-либо решать. С.Цветков».

25 февраля. Ленинград. «Я очень рада, М. М., за Вас, что Вы больше не администрируете, и за себя — так что, надеюсь, Вы теперь сможете написать не открытку, а большое письмо. Ваши намеки на Тарусу мне нравятся. Таруса исключительно красивое приокское местечко. Неудобство сношения с Москвой отпадает, если взять ее как базу, а не как временную дачу.

Я вожусь с архивами семейства — хочется воскресить былое. Кругом ничего не дает пищи ни уму, ни сердцу. Приятнее всего среди архивных фигур XVIII и XIX веков. Ведь все так бесконечно давно "когда-то" было. Геологическая эпоха прошла с 1900 года. Дв и жили ли, и действовали мы тогда? Не плод ли это фантазии?.. Но по боли иных воспоминаний вижу, что жила. Не знаю, какое у Вас ощущение от воспоминаний…

Зима холодна и очень снежна. Дома сносно. Вспоминаю Ваше наставление: "В холодную ветреную погоду не выходить". Тогда я смеялась… А теперь выхожу в такую погоду с трудом и неохотой.

Ну, хватит. Привет, 20-летний друг. Наталья Вревская».

26 февраля. Москва. «Дорогой М. М.! Из письма моего приятели из Тарусы я убедился в истинности уже известной истины: врачи везде нужны, и всегда их не хватает. Так что, безработным Вы не будете, Я потому время терпит. Самое правильное вот что: в начале апреля Я предполагаю уехать до осени в Тарусу. Когда начнут ходить пароходы» когда "иссякнет вода на земле Тарусской", и Вы, как голубица, можете "найти место покоя для ног своих" (это происходит значительно скорее, чем при Ное), я пришлю Вам телеграмму. Вы приедете. У меня к Вашим услугам есть отдаленная комната, и Вы на практике (чтобы не сказать, на собственной шкуре) изучите способы переезда, узнаете Тарусу и все необходимое. Тогда и решите окончательно.

Таруса имеет редчайшее для Подмосковья достоинство, которое я чрезвычайно ценю: в ней совершенно нет комаров. Был только один год, когда проявилось очень немного кустарей-одиночек, а не колхозы, как везде. Потом они исчезли. Им негде разводиться — полное отсутствие болот. Лес в Тарусе начинается в 3-х минутах ходьбы от моего дома.

Когда потеплеет, я навещу С.В.Герье и узнаю о ее доме. Дом её отличный, на прекрасном месте. Он (редчайшее в Тарусе) имеет теплую уборную. Из одного этого стоит купить. Всего хорошего. С. Цветков».

27 февраля. Владимир. «Милая Анюшка! Беспокоюсь о твоем здоровье. Вид у тебя в последнее мое посещение был очень плохой. Летней поправки хватает тебе лишь на первую половину зимы, а потом начинаешь жить за "счет основного капитала". Вообще, впечатление у меня от деда, бабки и внучки — невеселое. Изнашивает Москва человека чрезвычайно! Возможно, я ошибаюсь на свой счет — стар и я, конечно, но не такой "леший", как Саввич. Так, по край ней мере, воспринимаю себя в зеркале.

Мысли о "будущем" не дают мне покоя. И будущее-то коротенькое, но тем труднее его устраивать. Быть может, оставить мысли о Тарусе и бросить якорь в Загорске? Тут уж "совсем и замужем, и дома". Конечно, нет реки, конечно, Загорск пригород Москвы, пыльный и вонючий… Но неудобство в одном искупается в другом. А быть может, я напрасно тормошу Вас с выездом из Москвы — сидеть Вам в ней и сидеть. Подумайте об этом, и я тогда по-иному руслу направлю свои мысли и деяния.

Читаешь ли ты мою книгу? Хочу, чтобы прочитала — без предубеждения хорошего или плохого, — и отметила, что неверно, фальшиво, неискренно. Хотя фальши и неискренности в ней не может быть. Ты первая получила ее во всем объеме. Отрывки читали многие, всю — никто… А не почитается — не читай. Я не обижусь. Но начни, попробуй… Не пойдет — брось, это и будет оценка.

Ну, будь здорова. Миша».

28 февраля. Муром. «Я тоже не думал, дорогой М. М., что мне будет так горька смерть К.Г.Славского. Я даже сам не знал, что так люблю его. Я рад, что мне удалось навестить его в конце октября прошлого года. Он принял меня как-то необычайно ласково, и, прощаясь, мы оба с ним прослезились, но не потому, что были старые, сентиментальные дурни, а потому, что при прощании К. Г. сказал; "Вероятно, Николаша, мы с тобою больше не увидимся в этой жизни". Ну, как тут не прослезиться? На Новый год мы обменялись с ним письмами. К. Г. закончил свое пожеланием: "А все-таки, не живи очень долго, милый и дорогой друг". Мир праху его и царстве ему небесное.