Юрий Ивлиев - Эхо из прошлого

С Шуркой Шевченковым нашли тюк табака. Дорога, поворот, колдобина. По-видимому, вывалился из автомобиля. Побежали, взяли тачку и привезли домой. Берем понемногу, сушим, листья перетираем руками, а стебли толчем в ступе. Торгуем на улице. Денег у нас много, только на них ничего не купишь. Буханка хлеба стоит 500 рублей. Наторговав табаком, покупаем хлеб и несем домой. По мелочи, но помогаем семьям. Стали следить за этим поворотом. Заметили, как идут машины. Уяснили, что крытые машины с охраной, под тентом вооруженные бойцы. Выжидаем открытую, у поворота машина замедляет ход. Вот тут мы с Шуркой и лезем в кузов, естественно на последнюю в колонне машину. На колдобине машину бросает, и борт наклоняется, в этот момент мы и сбрасываем мешок и спрыгиваем вслед сами. Грузим мешок на тачку, а дома делим добычу. Это самая обыкновенная картошка, и то редко. Обычно все это в навал и без охраны. Даже муку в мешках везут с охраной, а капусту, морковь так. Лук, чеснок в сетках, пару раз удавалось ими разжиться. Но потом наша колдобина замерзла, дорога выровнялась, и наша охота сама собой прекратилась. Нам очень хотелось разжиться тушенкой или сгущенкой и решили мы совершить партизанскую диверсию. В колдобину заложили противотанковую мину, немецкую металлическую кастрюлю с ручкой. Только минеры оказались дерьмовые, забыли поставить детонатор, а может и не знали? Знать-то я знал, да вот взрывателя у нас просто не было. А если бы все по правилам, и машина шла бы с боеприпасами? Да… ума не было. Хорошо, что никто тогда не узнал. Так она, эта мина и до сих пор там вбитая в грязь. Мы поставили и забыли.

За городом учатся бойцы. Мы с Шуркой, насыпав в карманы табака, идем к ним. Двое тащат пулемет, а через плечо, связанные ремнями, коробки с лентами. Бойцы прилегли за бугорок и отдыхают. Мы предлагаем им купить у нас табачку. Просят попробовать. Даем, закуривают, сворачивая по огромной цигарке. Один спрашивает меня:

— Сынок, а у тебя есть отец?

— Есть… — отвечаю.

— А где он?

— Да где-то на фронте воюет…

— Вот видишь, а мой сынок твоему отцу тоже продает табак, курить хочется, а у твоего отца денег нет…

Мне стало ужасно стыдно и горько, я трясущимися руками достаю из карманов табак и раздаю им. Бойцы суют мне деньги, но я не беру их. Тогда один боец расстегивает ремень и отдает мне его, а я, красный от стыда, отказываюсь, но боец говорит:

— Бери на память в подарок, — а сам снял со штанов ремешок, связал им патронные коробки.

После этого я бойцам табак не продавал, а раздавал за так, но бойцы всегда давали мне что-то «на память», или кусочек сахара или занятную безделушку, взятую из дома как талисман. Один подарил хорошую деревянную ложку, а другой монету-полтинник. Шурка меня не понимает, у него отец-то дома и у нас с партнером разлад. А у меня теплый контакт с бойцами, я сижу с ними как равный, курю, спрашиваю, разговариваю и это очень приятно. При торговле этого не было. И всегда они мне говорили: «Брось, сынок, не кури, затяжная и поганая привычка». Но я уже не мог бросить, да и не хотел.

Я иду. Тропинка давно исхожена, вьется через пустырь и проходит рядом с А-образной опорой электросети. Обычно я ходил тропинкой, огибая опору, а тут взял и пошел под «А», а невдалеке дымил костер, вероятно, кто-то жег мусор. Только я поравнялся со столбом, как сзади треснул взрыв, и что-то с хрустом врезалось в дерево столба. Я повел глазами, а в дереве торчала зазубренная синеватая железяка величиной с две моих ладони, на уровне моих глаз. По спине поползли мурашки и потек холодный пот. Я мгновенно представил себе, если бы я пошел, как обычно, то этим осколком мне бы снесло пол головы. Я сам подрывник, дилетант-сапер самоучка, огромное количество взрывпредметов уничтожил в кострах, но никогда, никогда не взрывал рядом с дорогой или вблизи жилья. А эти стервецы подорвали снаряд рядом с пешеходной тропкой и в жилом секторе. Спасло меня какое-то чудо сверхъестественное! Верь — не Верь!

Санька Поп рассказывал, да и от других слышал. Было это где-то у нас на Дар-Горе. Какой-то мальчишка затащил на подловку немецкий МГешник с магазином. Возился он с этим МГешником, то ли разбирал, то ли собирал, но только он у него вдруг сработал и полоснул неожиданно очередью по соседскому сараю. Время было голодное, соседи выкармливали чушку, вот этой поросятине и досталась солидная порция пуль из МГ. Шум, крик — скандальное дело! А у этого «пулеметчика» отец пришел на побывку из госпиталя по ранению, отпустили его на недельку домой. Отходил папаша своего отпрыска так, что тот неделю лежал на брюхе, а еще неделю ходил, оттягивая штаны на заднице. Латки терли нежную кожицу, только что проросшую на ранах. Было такое, ходила эта байка. Да и меня Маманя частенько шпыняла за этот, чужой грех.

Я жду Маму в конторе. Приезжает Мама грязная, усталая. Я передаю ей записку: «По приезде сразу явиться к Комаричеву». Это какой-то начальник. Пришлось идти к нему домой. Приходим, постучались, вошли, стоим у дверей. Комаричев ест, молча, не глядя на нас. На столе горка печеной картошки, бутылка с постным маслом, коврига хлеба. А я хочу есть, хочу есть — жрать хочу! У меня во рту липкий комок слюны, в желудке шевелятся жуки и спазмы до боли, меня аж качает. Комар доедает не торопясь все, собирает крошки в ладони и высыпает их в рот. Мы стоим молча, я не слышу о чем долго и нудно выговаривает Комаричев. Мама тихо и молча плачет, слезы текут по щекам. Наконец Комар нас отпускает, и мы молча идем домой, держась за руки. В 1948-ом году Мама встретила дочь Комаричева на рынке, от нее узнала, что Комаричев погиб в Ашхабадском землетрясении.

В школе холодрыга. Приказано принести всем ученикам по полену для топки печей. Я думаю, как увернуться от этого, дома и так топить нечем, холодно спать. Но вот и идея! Беру полено. У дяди Феди прошу коловорот со сверлом. Сверлю торец полена и в дырку закладываю взрыватель от гранаты, забиваю чепом и затираю пылью. Довольный своим изобретением тащу свое изделие. На крыльце носом к носу сталкиваюсь закадычным другом Ванькой Горохом. У него веселая хитрая мордашка, а в руках полено с грязным торцом. Все ясно, не я один умный, показываю ему свое полено, он кивает головой — понял. Зайдя в коридор, и не видя никого, кладет свое полено в кучку дров соседнего класса, и тут на него налетает дежурная и обвиняет в попытке украсть у нее дрова. Ванька с унылым видом, но подмигивая мне, кладет свое полено туда, куда и хотел. Дежурная пытается отобрать у меня мое, но я твердо стою и гордо кладу свое полено в нашу кучку. Появляется наша дежурная и укладывает дрова в топку, краем глаза смотрю на соседскую дежурную, она тоже закладывает дрова в печь. Уследить, ушли ли наши мины в огонь, нам не удалось. Тревожно бьется сердце, урок на удивление проходит спокойно, мы с Ванькой не шкодим, и это удивляет учительницу. Звенит звонок, братва бежит в уборную, курит. И пока мы на улице курим наши мины срабатывают! У нашей печи вырвало топку, зольная пыль и уголья на полу, полы горят. Техничка и учителки заливают пол водой, в дыму визжат девчонки. Мы с Ванькой делаем круглые глаза, а самих разбирает смех. Успокоились, уселись за парты, пишем диктант, не прошло и пол-урока, как рвануло вторую печь. Нас распускают по домам. Слава нам думаем, что недельку не будет уроков и не надо таскать в школу дрова! Но увы, печки восстанавливают в этот же день и уже завтра учеба продолжена. Вроде бы никто не знает, что произошло, хотя подозревают нас с Гороховым, т. к. ни кто больше не способен на такую пакость.