Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Император оставался в своей комнате, опечаленный и озабоченный, делая вид, что сохраняет хладнокровие, хотя на самом деле оно покинуло его. Никто из нас не сомневался, что слова губернатора не были простой угрозой; поэтому мы ждали решения императора, уверенные в том, что оно в любом случае будет соответствовать чести и долгу. Когда гофмаршал сообщил нам о решении высших офицеров и объяснил причины, в силу которых они приняли данное решение, то он сказал нам, что титул генерала, данный императору, под которым мы должны были поставить наши подписи, никоим образом не может изменить нашу неизменную преданность императору: он оставался для нас и для истории по-прежнему императором. Принимая во внимание испытываемые нами притеснения, было необходимо не подчиниться распоряжениям императора ради того, чтобы остаться с ним, и, соответственно, подписать декларацию, предложенную нам губернатором. Поэтому мы все подписали ее, за исключением Сантини, который хотел подписать только декларацию с титулом императора Наполеона. Что же касается нас, то мы были счастливы, что нас минула угрожавшая опасность и мы освободились от гнетущих чувств, с которыми жили на протяжении последних нескольких дней.

Когда император узнал, что мы подписали требуемую декларацию, он ничего не сказал по поводу неподчинения его приказам, понимая чувства, побудившие нас сделать это. Как бы мы выглядели, прибыв в Европу, если бы подчинились его желанию? В подобном случае неподчинение приказам императора было обязательным, император понял чувства, которыми мы все руководствовались, и увидел в них новое доказательство нашей преданности ему. Тем не менее он продиктовал графу де Монтолону следующее заявление в виде протеста:

Я обратил внимание на то обстоятельство, что во время беседы, имевшей место между генералом Лоу и несколькими этими господами, были высказаны некоторые вещи о моем положении, которые не соответствуют моим убеждениям. Я отрекся от престола, отдав себя в руки нации и в пользу моего сына; я доверчиво сдался Англии, чтобы жить теш или в Америке в полном уединении под именем полковника, сраженного в битве рядом со мною, приняв твердое решение оставаться чуждым любым политическим делам.

Как только я вступил на борт корабля «Нортумберлэнд», мне сообщили, что я являюсь военнопленным. Меня привезли к югу от экватора и мне предстояло называться генералом Бонапартом. Считаю для себя обязательным носить мой титул императора Наполеона, а не титул генерала Бонапарта, который желают мне навязать.

Примерно семь или восемь месяцев тому назад граф де Монтолон предложил улаживать небольшие проблемы, которые непрерывно возникают, за счет того, чтобы я принял обычное имя. Адмирал посчитал нужным написать об этом в Лондон, и решение этого вопроса там и осталось.

Сейчас мне присвоено имя, имеющее то преимущество, что оно не наносит ущерба прошлому, но вместе с тем не соответствует должным социальным формам. Я по-прежнему готов принять имя, которое войдет в обычный обиход, и я повторяю, что, когда они решат положить конец этому жестокому пребыванию на острове, я намерен полностью оставаться чуждым любой форме политической жизни, проистекающей в мире. Таковы мои убеждения, и что-либо, сказанное иначе, им не соответствует.

Наконец, этот человек, сэр Хадсон Лоу, чей сон омрачался мучительным ожиданием побега императора и чьи бессонные часы проходили в разработке методов пытки его жертвы, ввел ограничения, ставшие для него мономанией. В самый разгар событий, о которых я только что рассказал и которые продолжались приблизительно две недели, он нашел время, чтобы 9 октября направить графу Бертрану следующий документ:

Статья 1. Границей для Лонгвуда будет служить дорога, ведущая к «Воротам Хатта» вдоль склона горы до сигнального поста охраны около «Дома тревоги».

Статья 2. Часовые поставят метки на рубежах, которые без разрешения губернатора всем запрещается пересекать, чтобы добраться до Лонгвуда.

Статья 3. Будет устранено большинство сторожевых постов на дороге слева от «Ворот Хатта», ведущей через Вудридж обратно к Лонгвуду, которой никогда не пользовался генерал Бонапарт со времени прибытия губернатора. Однако он не встретит каких-либо возражений, если пожелает в любое время совершить конную прогулку в этом направлении, заблаговременно информировав об этом дежурного офицера.

Статья 4. Если генерал Бонапарт пожелает продлить свою прогулку в каком-либо другом направлении, то офицер из губернаторского штаба (если он будет заранее информирован) будет готов сопровождать его. Если этому офицеру время не позволит сделать это, то его заменит дежурный офицер в Лонгвуде. Офицеру, наблюдающему за ним, приказано не приближаться к нему, если этого не потребуют обстоятельства; офицеру приказано осуществлять наблюдение за ним только в силу служебных причин, то есть вести наблюдение за тем, чтобы во время его прогулок не происходило что-либо, что вызывает отклонение от установленных правил, и в этом случае вежливо информировать его о подобном отклонении.

Статья 5. Уже действующие правила, запрещающие его общение с каким-либо лицом без разрешения губернатора, должны строго соблюдаться. Соответственно, от генерала Бонапарта требуется, чтобы он воздержался от того, чтобы заходить в какой-либо дом или вступать в разговор с лицами, которых он может встретить (за исключением тех случаев, когда он отвечает на приветствия и обычные вежливые обращения к нему), если при этом не присутствует британский офицер.

Статья 6. Лица, которые с согласия генерала Бонапарта могут по-прежнему получать разрешение навещать его, не должны, несмотря на это разрешение, общаться с кем-либо из его окружения, если об этом специально не оговорено при получении санкций на встречу с генералом Бонапартом.

Статья 7. С заходом солнца территория сада вокруг Лонгвуда будет считаться той зоной, за пределы которой не разрешается выходить обитателям Лонгвуда. В это время по всей окружности территории сада будут расставлены часовые, но таким образом, чтобы они не беспокоили генерала Бонапарта, наблюдая за ним, если он пожелает продолжить прогулку в саду. С наступлением ночи часовые займут пост у самого здания, как это делалось и раньше, и доступ в дом будет запрещен до следующего утра, когда часовые будут отозваны от дома и из сада.

Статья 8.Любое письмо для обитателей Лонгвуда будет вложено губернатором в запечатанный конверт и направлено дежурному офицеру, который, не вскрывая конверт, вручит его тому офицеру из окружения генерала Бонапарта, кому это письмо адресовано. Тем самым этот офицер сможет быть уверенным в том, что никто, за исключением губернатора, не ознакомился с содержанием письма.