Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

1 января 1820 года император принял, как и в предыдущие годы, новогодние пожелания от гофмаршала и его семьи, от графа де Монтолона, священников и от д-ра Антоммарки. Все они были приглашены на праздничный обед, включая детей, которых по этому случаю император обычно одаривал несколькими золотыми наполеонами с изображением его профиля.

Объявление о прибытии кораблей из Европы всегда было для него счастливой минутой, так как он мог получить новости из Франции. Это было радостным событием и для всей колонии: газеты прочитывались с большим интересом. Однажды граф де Монтолон, просматривая их, сказал императору, что в Париже собираются снести фонтан на Королевской площади, чтобы на его месте воздвигнуть статую Людовика XIII. «Они только знают то, как совершать глупые вещи, — ответил император, — зачем разрушать общественно полезную вещь ради того, чтобы поставить на ее месте статую ничтожного короля?» В другой статье императора упрекали в том, что он имел слабость окружать себя знатью. «Мармон и Фуше не принадлежали к знатному роду, — возразил император, — Талейран не отправился в изгнание; я вручил свою судьбу Мармону, направив его в Париж, а он отправился туда только для того, чтобы довершить мою гибель».

Через несколько дней он продолжил прерванный разговор о своей судьбе: «Мои действия и события сами по себе отвечают на все клеветнические заявления, высказанные против меня. Я не обременен обычными преступлениями, присущими главам династий. Мне незачем бояться последующих поколений; история, возможно, даже обвинит меня в том, что я был слишком добр. Монтолон, сын мой, — обратился он к генералу, хватая его за ухо, — я могу с уверенностью предстать перед Божьим судом».

По мысли императора каждый должен умереть, придерживаясь той религии, в которой он был рожден: а именно религии предков. Он заявлял, что существует судьба, которой мы все должны подчиняться.

В течение некоторого времени император говорил о расширении садов под его окнами. Он считал, что ему необходимо укрыться от ветров с помощью выступа из взращенной высокой травы. В расширении садов он видел не только средство, чтобы занять время для себя и для всей колонии, но и выгодную возможность дальнейшего отделения дома от линии часовых, занимавших свои посты каждый вечер в 9 часов. Как только все замеры были сделаны и приняты, каждый из нас должен был участвовать в работе. Император занялся физическими упражнениями, полезными для его здоровья. Вся эта работа, как он сказал мне, была также средством, которое бы содействовало выздоровлению графа де Монтолона, а также обеспечило бы тень для дома, который был ее лишен. Он также считал, что, прогуливаясь, он получит возможность избежать наблюдения со стороны дежурного офицера. Граф де Монтолон не догадывался о тех замыслах, которыми руководствовался император: он согласился с идеей Его Величества только потому, что видел в ней способ улучшения явно ухудшавшегося здоровья императора.

Дворецкий, г-н Пьеррон, был послан в город, чтобы купить тачки, киркомотыги, лопаты и все садовые инструменты, чтобы очистить довольно большой участок земли, а затем там разбить сад. У каждого были свои инструменты: сам император взял себе грабли и лопату, которую он использовал в качестве прогулочной трости, когда же он останавливался и наблюдал за работой, то опирался на нее. Работа началась с возведения выступа, засеянного травой, на южной стороне участка территории Лонгвуда, который достиг девяти футов в высоту. Основание выступа составляло девять футов в ширину, а сам выступ протянулся на восемьдесят футов в длину. Сэр Хадсон Лоу увидел в этом выступе то, что ему сказали, а именно — укрытие против ветра, и не стал возражать против его возведения. Но когда он увидел, что забор вокруг маленьких садов отодвинут на такое же расстояние, что и посты ночных часовых от дома, то он стал опасаться за обеспечение безопасности. Он упомянул об этом, но тем не менее не стал противиться тому, что только что осуществил император; тем самым император получил большую свободу вокруг своего дома.

Работой руководили император и граф де Монтолон. Каждое утро, с рассветом, всю колонию будил дежурный слуга. Часто камень, брошенный в мои ставни императором, оповещал о том, что наступило время работы. Моя работа в основном состояла в том, чтобы ставить метки для предстоящих действий под руководством императора. Если же я брал в руки лопату, то ею я скорее исправлял упущения, чем копал в полной мере, что давало основание императору называть меня «наставником». В качестве рабочей одежды император использовал куртку из китайки, которую носят фермеры, и брюки из той же ткани. Он также надевал красные комнатные туфли и соломенную шляпу с широкими полями, чтобы защититься от солнца. Воротник рубашки он выпускал поверх куртки. Для того чтобы его меньше узнавали, он приказал Сен-Дени и Новерразу одеться точно таким же образом. На работу в саду были призваны также доктор, священники и китайские слуги. Каждый трудился в силу своих физических возможностей. Граф Бертран, никогда не приходивший до восьми часов утра, обычно беседовал с императором, когда они вместе прогуливались; граф де Монтолон появлялся на рабочем участке одновременно с Его Величеством. Иногда случалось, что император вручал им в руки лопаты, но с ними они управлялись совсем не так, как Новерраз. «Господа, — говорил он им, — вы неспособны заработать в день даже один шиллинг». Сам же император хотел поработать киркомотыгой, но вскоре отказался от этого, поскольку этот инструмент не слушался его рук. Плановая работа в садах под руководством императора давала ему возможность совершать полезный для его здоровья моцион: все эти его беседы на свежем воздухе в течение нескольких часов оказывали на него благотворное влияние, и он с аппетитом расправлялся с завтраком.

Когда насыпь была возведена, мы поставили деревянный забор вокруг той части территории, которая находилась напротив лагеря и в которой император более мог не опасаться ветра. Этот ветер, по словам императора, буквально жег его и делал раздражительным. Забор также должен был мешать любым диким зверюшкам забираться в ту часть садов, где император планировал выращивать растения. Эти сады считались внутренними садами резиденции императора и отодвинули линию постов ночных часовых на 80 футов от дома вместо прежних 40 футов.

Когда началась вся эта работа, в Лонгвуд приехал губернатор, предложивший нам все, что мы могли пожелать, включая даже солдат для работы. Граф де Монтолон поблагодарил дежурного капитана, через которого было сделано предложение губернатора, и заявил, что император вполне удовлетворен всем тем, что имелось в его распоряжении, и что он не нуждается в дополнительной помощи. Персонал Лонгвуда был увеличен за счет четырех китайских слуг, которые ухаживали за садами. Император распорядился, чтобы я выдавал каждому их них по 30 шиллингов в месяц в дополнение к жалованью и питанию, которые они получали от британского правительства. От утренней работы в садах был освобожден только повар, который готовил императору завтрак: он подавался в десять часов утра в одном из двух небольших садов в тени маленькой апельсиновой рощи. За завтраком императору компанию регулярно составлял граф де Монтолон. Если до этого времени задерживался граф Бертран, то он также приглашался к завтраку. Иногда по очереди к завтраку приглашались священники и доктор, но это бывало редко. Во время завтрака подавался суп, овощи, мясное блюдо, затем кофе, которое император наливал в чашку, в которой уже был сахар. Мясное блюдо состояло из курицы, или из поджаренной бараньей ноги, или из запеченного спинного хребта ягненка.