Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Император ел с аппетитом, и казалось, что его здоровье находится в удовлетворительном состоянии, хотя он продолжал жаловаться на бок. Император любил беседовать за столом; обычно в это время он предпочитал вспоминать свою юность. Было приятно слушать его рассказы, у него была прекрасная речь, он никогда не старался подбирать слова, которые, казалось, лились совершенно естественно. За столом императору прислуживали Сен-Дени и Новерраз; это они потом передавали мне его рассказы.

Он вспоминал Египет и рассказал, как, прибыв в Каир, направил своего сына Евгения передать свой сердечный привет супруге Мурад Бея, которая оставалась взаперти в гареме вместе с другими женщинами. Она была тронута любезными манерами молодого француза и проявленной генералом Наполеоном Бонапартом вежливостью по отношению к ней. Она угостила Евгения Богарне шербетом и подарила ему очень ценное кольцо. «Я передал ей, — рассказывал император, — что она свободна оставаться в Каире или покинуть его, чтобы уехать к мужу. Когда Мурад Бею сообщили о моем внимательном отношении к его супруге, он передал мне свою благодарность».

В другой раз он рассказал о том, как, возвращаясь из Сирии, он хотел получить новости из Европы и послал одного из своих офицеров на борт турецкого флагманского корабля, чтобы провести переговоры о французских военнопленных, будучи полностью уверенным в том, что английский адмирал Сидней Смит задержит этого офицера; но этот офицер, вернувшись, сообщил ему о потере Италии. Именно после чтения газет, переданных ему через этого офицера, он отдал приказ адмиралу Гантому подготовить к отплытию фрегат «Мюирон»; фрегату было приказано проследовать к назначенному месту, где император вступил на его борт и на нем вернулся во Францию, оставив соответствующие инструкции Клеберу. Об этом возвращении во Францию было выдвинуто столько различных версий, что мне доставило удовольствие услышать о нем от самого императора [315].

Однажды император сказал, просматривая «Чудеса Иисуса Христа», что Иисус должен был совершать свои чудеса не в каком-то обособленном от всего месте, в Сирии, и не только в присутствии нескольких человек, в чьей добросовестности можно было бы сомневаться, но в городе, таком, как Рим, на виду у всех его жителей.

Покидая стол после завтрака, император возвращался в сопровождении графа де Монтолона в свою спальную комнату. Если он отпускал графа, то обычно ложился в постель и просил меня читать ему до тех пор, пока не засыпал. Между двумя и тремя часами он принимал ванну и беседовал с одним или с другим из этих господ. Если вызывался доктор, то император беседовал с ним о медицине и об анатомической работе Масканя, чьи гравюры доктор продолжал копировать на острове Святой Елены.

Когда император выходил из ванны, для него уже были готовы две очень горячие простыни. Одну набрасывали на него, и он обычно окутывал ею все тело и из ванной комнаты направлялся в свою спальную комнату, где его поджидал ярко горевший камин; второй простыней он покрывал плечи, после чего становился совершенно сухим. Если император хорошо себя чувствовал, то он обычно сразу же одевался. Он надевал шелковые чулки и туфли с пряжками, затем натягивал на себя брюки из белой материи и оставался оголенным до пояса, чтобы побриться; но на острове Святой Елены он брился только через день. Он очень тщательно готовился к процедуре бритья. Его зубы оставались очень хорошими и блестящими, хотя в течение длительного времени он не прибегал к успокаивающим средствам, а удовлетворялся полосканием рта смесью воды с небольшим количеством бренди. Проведя щеткой по голове и причесав волосы, он затем подставлял нам плечи и тело для массажа щеткой, требуя, чтобы мы с особенной силой массировали его бок в области печени, а также его правое плечо, где он испытывал боль. Помыв лицо в большом серебряном тазу, в котором вода была смешана с одеколоном, он затем наливал в ладонь одеколон и им растирал бок и грудь, после чего слегка смазывал себя одеколоном под мышками. Для своих рук и ногтей он пользовался лимоном. Когда заканчивался весь этот процесс туалета, он полностью одевался точно таким же образом, как я уже это описывал в главе, посвященной «Ста Дням», и отправлялся в гостиную.

Находясь в походных условиях, в своей палатке он так же тщательно занимался своим туалетом, как во дворце Сен-Клу или в Тюильри.

Если император чувствовал себя плохо, то вместо того чтобы одеваться, он обычно ложился в постель, вызывая потоотделение, всегда приносившее ему пользу. На острове Святой Елены император носил только гражданскую одежду с кокардой Почетного Легиона; на голову он надевал треугольную шляпу, так хорошо известную всей Европе. Его Величество одевался в белое каждый день; ему нравилось выглядеть очень аккуратным, но он не принимал особых мер предосторожности, чтобы не запачкаться. Ему нравилось чувствовать себя свободно в своей одежде, и он не хотел, чтобы ему меняли ее. Все белье императора было отмечено буквой «Н», увенчанной императорской короной; корона была даже на его шелковых чулках, на их верхах, украшенных вышивкой.

Однажды, когда утром граф Бертран был у императора, а император, совершая свой туалет, массировал все тело щеткой точно так, как я описывал это выше, он спросил графа, не массирует ли тот себя подобным образом. «Нет, сир», — ответил гофмаршал.

«Бертран, вы совершаете ошибку, такой массаж предохраняет от многих заболеваний».

«Сир, мне уже почти пятьдесят лет, я обходился без массажа, и мне от этого не стало хуже».

«Видите ли, массаж моей печени идет мне на пользу, вы не верите этому? — спросил император. И поскольку гофмаршал с улыбкой смотрел на него, император продолжал: — Вы не верите, что я болен, вы в этом похожи на вашу супругу, которая тоже не хочет верить этому!»

«Сир, пусть Ваше Величество разрешит мне заявить, что Ваше Величество совсем не выглядит так, словно у него плохое состояние здоровья».

«Бертран, вы еще смеете спорить! — схватив гофмаршала за горло и прижав его к стене, император воскликнул: — Кошелек или жизнь, аристократ!» — сказав это, император отпустил гофмаршала.

«Ваше Величество позволит мне сказать, что, судя по всему, силы не покинули Ваше Величество, ибо, несомненно, Ваше Величество на редкость крепко держало меня».

«Хотя я и не высокого роста, но я всегда был довольно сильным физически, — заявил император. — Я помню, когда был в военной школе, мы, юноши из не очень знатных семей, обычно дрались с сыновьями вельмож, выходцами из самых знатных семей, и я всегда брал верх в этих драках!» Зная о весьма либеральных убеждениях гофмаршала, император дразнил его «аристократом».