Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Я уже рассказывал, что император настоятельно просил графа де Монтолона заставлять его выходить наружу. Утром 17 марта граф пришел, чтобы, как обычно, попытаться убедить императора сесть в карету; при этом разговоре присутствовал и доктор, который также настаивал на этом. Император лежал в постели, возражая против их предложений: «Я чувствую себя так скверно, когда возвращаюсь домой, — заявил он, — и мне так хорошо в постели! Ладно, Монтолон, если вы настаиваете, то посмотрите, стоит ли там карета». Генерал вернулся и сказал, что карета ждет императора и снаружи почти нет ветра. Император поел немного желе, которое я предложил ему, надел брюки, домашние туфли, шарф, зеленое пальто, круглую шляпу и вышел, опираясь на руку графа де Монтолона. Но когда он подошел к карете, то не смог взобраться в нее. Он вернулся обратно в свою комнату, чувствуя, как все его тело пронизывает ледяной озноб, и тут же направился прямо к постели, чтобы лечь в нее. Я накрыл его вторым одеялом в то время, как Сен-Дени и Новерраз нагревали полотенца, которыми я закутывал его ноги и которые я менял по мере того, как они остывали. «Ты возвращаешь меня к жизни, — заявил император, — боюсь, что меня ожидает возврат болезни: он или спасет меня, или убьет». Так как он жаловался на живот, то я и на живот положил нагретые полотенца. Император почувствовал себя лучше, и ему удалось немного вспотеть, после чего он отпустил доктора, а графу де Монтолону сказал: «Сын мой, идите и завтракайте, я знаю, что засну». Когда эти господа ушли, император попросил меня почитать ему о кампаниях Дюмурье.

Днем, в обычное для него время, пришел граф Бертран, и император обсудил с ним военные операции генерала Дюмурье. Император потел так сильно, что несколько раз чувствовал необходимость сменить свое нижнее белье. Почувствовав себя лучше, он захотел выйти к своему дубу и посидеть под ним, пока будут проветривать его спальную комнату. Долго оставаться снаружи дома он не смог и вернулся в постель, поддерживаемый с обеих сторон Новерразом и графом де Монтолоном, и в этот момент у него случился новый приступ. Он послал за доктором, который еще не вернулся из города, куда отправился сопровождать отца Буонавита. Когда доктор появился в Лонгвуде, кризис у императора миновал, и он, раздраженный тем, что доктора не было, отказался его видеть. Я провел ночь поблизости от императора, но в соседней комнате; ночь прошла спокойно.

На следующий день, 18 марта, граф Бертран, которому сообщили о новых приступах озноба, охвативших императора, пришел в девять часов утра, чтобы осведомиться о состоянии здоровья Его Величества. Этот час визита для графа был необычен: император был этим удивлен и дал мне указание сказать графу, что он чувствует себя прекрасно. Он съел бисквит и выпил немного малаги, и поскольку был готов выйти в сад, то вызвал графа де Монтолона. Добравшись до своей скамейки, он ощутил сильнейший приступ рвоты, и его вырвало всем, чем он только что подкрепился, но тем не менее он настоял на том, чтобы еще посидеть на скамейке, пока не вынужден был вернуться в свою комнату. Черты лица императора сильно исказились; как и накануне, он был вынужден лечь в постель и смог согреть ноги и тело только при помощи нагретых полотенец. Был немедленно вызван доктор: он стал говорить о приеме лечебных средств; император ничего не хотел принимать. Ему составлял общество граф де Монтолон, пока не пришел граф Бертран. После ухода гофмаршала император попросил меня продолжить чтение описаний кампаний Дюмурье.

19 марта императора вновь потряс приступ лихорадки, «которая подкрадывалась, словно змея», как объяснил свои ощущения император. Он распорядился, чтобы я накрыл его несколькими шерстяными одеялами, и безуспешно пытался заснуть. Он вызвал графа де Монтолона, который провел с ним часть утра, и послал за доктором, вновь не оказавшимся дома. Когда пришел гофмаршал, император выразил неудовольствие по поводу того, что доктор еще не осмотрел его. А графу де Монтолону император посоветовал выйти прогуляться и подышать свежим воздухом, который был ему так необходим.

20 марта состояние императора не изменилось. Ночь прошла спокойно, и в это утро императору захотелось совершить небольшую прогулку. Он увидел на персиковом дереве плод, который показался ему созревшим, и стал есть его, обильно посыпав сахаром. Но его стало тошнить, и через несколько минут он отбросил персик прочь. Вернувшись в комнату, император произнес: «Как же мне нехорошо!» День прошел в беседах то с графом де Монтолоном, то с гофмаршалом, но вечером лихорадочное состояние императора усилилось. Император попросил поставить в соседней комнате зажженную лампу с абажуром, чтобы отвлечь из своей комнаты комаров, которые беспокоили его. Хотя он распорядился опустить на окнах сетки против комаров, они все равно проникали внутрь. Император встал с постели, чтобы не мешать мне отгонять комаров, а затем вновь улегся и вызвал графа де Монтолона; днем несколько часов с ним провел граф Бертран.

21 марта императору предложили принять рвотное, но он отказывался от любых лечебных средств. Доктор объяснил, каких результатов следует ожидать от рвотного; генерал Бертран и граф де Монтолон поддержали предложение доктора, и император на следующий день решил принять его. Пришла графиня Бертран, чтобы осведомиться о состоянии здоровья императора; он попросил меня выразить ей свою благодарность за визит, а также свое сожаление по поводу того, что не смог принять ее. Она сказала мне, что очень волнуется о здоровье императора, поскольку доктор сообщил ей, что ситуация сложилась весьма серьезная и что очевидны симптомы гастрита.

22 марта император пошел навстречу желаниям этих господ и принял рвотное средство в двух дозах с небольшим интервалом; это средство оказалось сильнодействующим. С императором находились граф де Монтолон и доктор. После повторных попыток рвоты пошла слизь. Днем императора сморил сон. Я опустил вниз сетки от комаров на окнах, и духота заставила императора покинуть постель: он уселся в кресло, в котором в темноте провел часть вечера, распорядившись, чтобы лампу с абажуром поставили в соседнюю комнату.

23 марта после перевязки того места, где ему делали прижигание, император почувствовал необходимость побриться и почистить зубы. После этого император почувствовал себя посвежевшим. Утром он согласился вновь принять рвотное, но спазмы в животе были настолько сильными, что он более не хотел принимать это средство. Когда ушли граф Бертран и граф де Монтолон, я остался с императором наедине. Он заснул, когда я читал ему. Проснувшись, он съел немного супа и желе — его единственная еда с того времени, как он слег в постель. Ночью он потел и несколько раз менял фланелевое нижнее белье. Он попросил меня принести небольшую бутылку и немного лакрицы. Опустив немножко лакрицы в бутылку, он сказал мне, чтобы я наполнил бутылку водой, добавив при этом, что в будущем он ограничится только этим напитком. Затем он запретил мне подавать ему любую жидкость без его разрешения.