Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

15 августа эти господа, каждый в отдельности, нанесли визит императору, чтобы поздравить его с днем рождения; император забыл об этой дате и был весьма тронут оказанным ему вниманием, которое, позволив забыть о нынешних невзгодах, вернуло его к более счастливым дням. Каждому из поздравивших его он ответил трогательными словами, полными доброты и сердечности. Как мне рассказал Сен-Дени, адмирал, которому сообщили об этом событии, во время обеда провозгласил тост за здоровье императора. К тосту присоединились все присутствовавшие англичане. Было отмечено, что в тот вечер император постоянно выигрывал в карты, и если бы он захотел и далее испытывать карточное везенье, то выигранная сумма была бы значительной. «Мне так везло, — сказал мне император, вернувшись в свою каюту, — что мой выигрыш достиг 80 наполеонов». Император играл в двадцать одно. Это везение показалось мне странным, так как ежедневно я был обязан возмещать из его кошелька несколько наполеонов, которые он проиграл в карты накануне вечером.

Во время этого продолжительного плавания император не жаловался на здоровье; его отличал абсолютно ровный душевный склад, и, казалось, он относился с полнейшим равнодушием ко всему, что происходит вокруг него. Он никогда ни на что не жаловался.

23 августа мы пришвартовались в порту Мадейры, очаровательного города, построенного на склоне горы; дома, окруженные чудесными садами, возвышались один над другим, создавая удивительно приятное и живописное зрелище. Именно на этом острове мы должны были полностью загрузить запас провизии. Ветер сирокко дул с неослабевающей силой и вскоре стал поистине неистовым; поднялась настоящая буря. Адмирал отдал приказ отплыть в открытое море, опасаясь, что корабль может быть выброшен на берег; наши стеньги сломались, но повреждения были быстро устранены. Я попросил дворецкого адмирала, который собирался сойти на берег, купить мне коробку акварельных красок, чтобы как-то скрасить время на Святой Елене. В течение двух дней, пока мы оставались на острове Мадейра, я совершенно ослабел, так как корабль швыряло из стороны в сторону. Г-н Глоувер, который был на берегу вместе с начальником хозяйственной части корабля, сообщил, что остров ужасно пострадал от шторма. Местные жители португальского происхождения из чувства суеверия приписывали Наполеону нашествие этого сирокко на их остров.

В ночь с 24-го на 25 августа, когда все повреждения были устранены и закончилась погрузка провизии, мы отплыли в направлении Канарских островов и оставили позади остроконечную вершину острова Тенерифе, которую мы еще долго могли видеть в наши бинокли. Когда мы достигли тропиков, то увидели большое число летающих рыб. Уже ниже этой широты ночью с борта корабля в море прыгнул мулат, уроженец острова Гваделупа. Его пронзительные крики «Неер, Неер!» всполошили весь корабль. Дул сильный ветер, и море было весьма бурным. Хотя команда корабля постаралась как можно быстрее убрать паруса и спустить на воду шлюпку, чтобы спасти мулата, но уже нельзя было расслышать его криков. На корабле зажгли факелы, чтобы осветить шлюпку, бороздившую море в поисках бедняги, но все было напрасно: он исчез в морской пучине. Этот человек был доведен до подобного акта отчаяния из-за порки плетьми, которую он получил утром этого дня; не в силах удержаться от выпивки, он вновь напился и, чтобы избежать наказания, которое его ожидало за пристрастие к спиртным напиткам, прыгнул в море. Император был встревожен возникшим волнением на борту корабля, и я подробно изложил ему причину случившегося.

Я присутствовал на одном таком наказании на борту корабля; количество ударов плетью по плечам матросов соответствовало значительности допущенного проступка. Я не представлял себе, что эта порка может быть такой варварской; я не мог понять, почему люди готовы терпеть подобное наказание. Мне казалось, что в результате полученной порки человек настолько деградирует, что его душа уже неспособна хотя бы как-то ощущать чувство собственной чести. Я склонен полагать, что подобное наказание превращает людей в животных, потому что видел одного портного, только что получившего двадцать ударов плетью, но тем не менее тут же пустившегося плясать джигу. Я пришел к выводу, что есть такой сорт людей, которые могут терпеть подобную порку, но которые не в состоянии, как французская нация; произвести на свет великих граждан.

Британские газеты, поступившие на корабль, навели императора на мысль об изучении английского языка; он поделился этой идеей с графом де Лас-Казом, который обещал ему, что после нескольких уроков он сможет сам читать эти газеты. Ежедневно один час посвящался уроку английского языка, который также скрашивал скуку долгого плавания.

23 сентября мы прибыли к экватору; на этой широте спокойное море позволило морякам отпраздновать пересечение линии экватора.

Это торжество мы называем «Праздником Старины Экватора»; у англичан это «Праздник Большой Бороды». Самый старый из матросов становится Нептуном, и те, кто составляет его свиту, нарядившись в самую нелепую одежду, усаживают его на сиденье, для которого приспосабливается пушечный лафет, украшенный драпировкой. Новоявленный Нептун, сидящий на лафете, усилиями свиты переносится по всему кораблю. Затем, остановившись перед капитанской каютой, он запрашивает у капитана (потому что в этот день нормальный порядок вещей меняется) имена пассажиров корабля, которые еще не стали подданными империи Нептуна. Обратившись затем к адмиралу, который находился на полуюте, Нептун спросил о генерале Бонапарте: адмирал, смеясь, ответил: «Он уже пересек экватор». Пятьсот наполеонов, выданные императором Нептуну, вызвали у всей команды корабля безумную радость. Праздник начался под покровительством императора. Нептун перешел на самодельный трон, воздвигнутый для него у подножия главной мачты. Все, один за другим, поднялись к нему, делая по десять шагов, и там, у трона, по каждому выносилось решение, не в зависимости от совершенных деяний, но по степени проявленной по отношению к Нептуну доброжелательности. Каждый находившийся на борту корабля был обязан пройти эту процедуру, включая капитана Росса и судового священника. Рядом с Нептуном стояли два матроса, отличавшиеся силой Геркулеса. Как у дикарей, на них были одни набедренные повязки и их тела были сплошь покрыты татуировкой. Один из них был вооружен громадных размеров бритвой, а другой держал горшок с дегтем. Этим дегтем вместо мыльной пены покрывались щеки тех, кто казался Нептуну наиболее непокорным.

Именно эти бедолаги вызывали наибольшее веселье; после того как их подвергали бритью, на них с высоты стеньги выливались ведра воды. Затем всюду на корабле, где бы они ни пытались найти убежище, их постоянно обливали водой из ведер. Этот праздник, продолжавшийся весь день, волшебным образом прекратился по сигналу капитана Росса. Сразу же на корабль вернулись дисциплина и порядок, а легкий бриз, давший о себе знать после двадцатидневного безветрия, был встречен с радостью.