Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

А я действительно чувствовала, что умираю. Рожала я на маминой деревянной кушетке с дырочками. Вижу, что кровь через эти дырочки проливается на пол и он уже весь залит моей кровью .

Ничего не болит, но чувствую, что теряю сознание. В последние минуты, перед тем как потерять сознание, даю древний еврейский обет. Если не умру, то дам для бедных 18 по 18 рублей. (Следует рассказать об этом старинном еврейском обычае. В иудаизме есть такое понятие, как гематрия. Гематрия — это буквенная математика. Буквам древне-еврейского языка «лушн койдеш» (святой язык) приписывались числовые значения. 18 — это числовое значение слова «хай» — живой. По этому обычаю полагается за спасенную Богом жизнь жертвовать восемнадцать или, если имеется такая возможность, в десять, в сто раз больше денежных единиц неимущему или на доброе дело).

Принесенные Аврумарном ампулы, возымели действие и я не умерла. Целый месяц я была в тяжелейшем состоянии. (Интересно, что это были за ампулы почти сто лет назад, которые так быстро возымели действие? И откуда эти ампулы были в маленьком населенном пункте, после семи лет мировой и гражданской войны, и как могла знать об их назначении не доктор, а обычная акушерка?)

Вернувшись домой мама застала меня тяжело больной и с новорожденным ребенком. Ребенку дали имя Хаим-Шая, в память недавно умерших его прадедушки Хаим-Цуди и дедушки Шаи. Дома, а затем и в жизни, его звали русифицировано — Фима или по-взрослому Ефим.

Спустя некоторое время мама рассказала о своей поездке в Елисаветград. Когда она приехала, Хаим-Цуди действительно был при смерти. В доме ничего не было. Для того, чтобы его переодеть после купания, пришлось сшить сорочку из нескольких наволочек. После купания он был ей так благодарен, что даже прослезился, чего с ним никогда не случалось. Таким он каменным был человеком. Умирал он долгой, мучительной смертью. Вот такой финал его жизни.

Незадолго до его смерти его раскулачили. Раскулачивание — это когда по решению властей, без суда, зажиточного человека лишали всего его имущества. С ним еще хорошо обошлись, — не арестовали. Соседи рассказали маме, что из дому было вывезено столько добра, что хватило бы с избытком и детям, и внукам . (Вспомним, как он, со своей скупостью, обошелся со своим сыном, вынудив Колман-Лейба, правда к его счастью, эмигрировать в Америку. Да и примирительная встреча его с единственной дочерью произошла только перед его смертью. Совсем недавно вы прочли о том ужасном времени, когда бабушка Брана осталась одна, после смерти мужа. На ее руках в голодное время, после того как она сама перенесла тиф, осталось трое детей, причем младшему сыну было всего три года. И в это время, хорошо обеспеченный отец, из-за своей невероятной скупости, отказал в помощи своей единственной дочери и внукам).

Одна из соседок сказала маме, что все, что осталось после раскулачивания, забрала его вторая жена и оставила его одного умирать. Вот так наказала судьба скупца.

Сразу встал вопрос — что делать со мной и новорожденным? Полноценно ухаживать за мной мама не могла, так как у нее самой было двое детей, да и зарабатывать надо было на жизнь. Соседи посоветовали взять в дом одну нуждающуюся старую женщину в качестве няни, что Аврумарн и сделал. А я еще долго не могла прийти в себя. Мне постоянно хотелось спать. Слабость была таковой, что я ходить самостоятельно не могла. К тому же еще и ребенок оказался беспокойным и все время кричал, не давая мне спать. Ох! Как спать хочется, а тут надо его качать в лозовой коляске. Несколько раз ночью я брала кричащего ребенка, чтобы его покормить и успокоить, и тут же усыпала, а ребенок падал на пол.

И няня решила, что я таким образом хочу убить ребенка. Однажды она задумала поймать меня с поличным. Ночью она устроила наблюдательный пункт, спрятавшись за спинкой кровати. И вот что она потом рассказала. Покормив ребенка, я, вместо того, чтобы положить его в постель, сама валюсь на кровать, а ребенка роняю на пол. Естественно, она выскочила из засады с криком: «Нэ так кормлять дитэй!» Этот крик я запомнила на всю жизнь. До трех месяцев ребенок мне жить не давал. Чтобы как-то его, кричащего, успокоить, я привязывала его кроватку полотенцем к своей ноге и качала пока он не засыпал.

Уже потом я поняла, что плакал он от того, что был все время голоден. После перенесенной мною тяжелой болезни, у меня практически не было грудного молока. В то время новорожденных не подкармливали искусственным питанием. Он просто голодал. Начала я его подкармливать только в три месяца.

(С рождением ребенка в наших краях был обычай для ребенка покупать на счастье серебряную чайную ложечку — для кормления. Кстати, я так и делал для своих детей. Была и у меня такая ложечка, в виде черпачка с круглой ручкой, которую я терпеть не мог. У нее были острые края и она при кормлении царапала мне губы. Но что было делать? Я терпел. Но примечателен финал этой «серебряной» ложечки. Перед переездом в Америку мы продавали все, чтобы получить максимум денег. Продал я все, что было серебряного в доме, так как золота у нас не было. Это были пасхальные рюмочки и ложки. Любопытно, что мама не знала, где серебряная ложка, а где нет. Мама часто выскребала подгоревшую еду из казанков и сковородок ложками. И, очевидно, лучшей для этого была одна из ложек. Так вот, за семьдесят лет такого использования, эта ложка чуть ли ни на треть была стерта. Когда я собрал все ложки, которые по виду могли быть серебряными, то взял и эту неказистую ложку и понес в пункт приема драгоценных металлов. И что же оказалось? Эта полустертая столовая ложка оказалась серебряной. Моя же в детстве нелюбимая «серебряная» ложечка оказалась мельхиоровой. С одной стороны это показывает благосостояние моих родителей «мелких собственников», а с другой стороны я напрасно мучился в детстве).

Время идет. Я начала поправляться. Ребенок успокоился, так как я его начала подкармливать.

Начинаю привыкать к роли матери. Наступила весна. Девочки приходят меня навещать.

Когда девочки приходили за мной, чтобы прогуляться, то они брали ребенка на руки, а я плелась сзади, так как стеснялась быть матерью в моем раннем возрасте.

У Янкеля, старшего брата моей лучшей подруги Симы, было две мечты. Он хотел жениться на девочке из богатой семьи Голде Жернистой и стать кантором. В дальнейшем он свою мечту осуществил и стал лучшим кантором Москвы. В 1986 году я гостила в Москве у нашей Шуры. Тогда я к ним зашла в гости. Официально он работал сторожем и одновременно пел в синагоге. Янкель очень сильно изменился, а меня и вовсе не узнал. Стал он маленьким и толстеньким. У них было много детей, включая девочек-невест. Я поехала к ним с Аркадием, сыном Шуры, чтобы его засватать. Сватовство было безуспешным. Виделась я тогда и с Кларой Смотрицкой. Спустя пол века расставания мы друг друга узнали даже на расстоянии.