Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

Наступил веселый еврейский праздник Пурим . (Коротко об этом празднике. Он установлен в память о чудесном избавлении евреев от гибели в Персидском царстве. Об этом событии рассказывается в библейской книге Эстер (Эсфирь). Злой визирь Аман добился царского разрешения на уничтожение всех евреев царства. Но еврейская царица Эстер сумела отвести царский гнев от евреев и обратить его на Амана. Праздник назван Пурим, так как Аман бросал жребий «пур» о времени уничтожения евреев. По традиции в этот день принято посылать сладости в подарок родным, друзьям и бедным. Называются эти подарки на идиш — шалахмунес. Во время праздничной трапезы подаются треугольные пирожки с маком. Называются эти пирожки гументашами и символизируют отрезанные уши Амана).

В этот праздничный день хозяйки соревнуются между собой, кто лучше спечет кондитерское изделие и преподнесет его друг другу. Я тоже спекла что-то вкусное и пошла впервые поздравить маму с ее внуком.

У мамы возникла новая идея. Буквально рядом с маминым домом стоял дом из двух половин. В первой половине жила семья Иты, дочери Ханны-Ривы, а вторая половина пустовала и использовалась, как курятник.

За эту половину дома была судебная тяжба между Ханной-Ривой и ее богатым сыном Лейбом Шварцем. У самого Лейба был свой хороший дом и магазин в центре местечка.

Вот мама за эту часть дома, с согласия сына и дочери, и сторговалась с Ханной-Ривой за 250 рублей. Правда, было одно обстоятельство, которое впоследствии сыграло немаловажную роль. Это общий вход в обе половины дома. У кузнеца Зейды Спектор была большая семья. Кроме жены Иты, были дочери Эстер, Лиза и сыновья Боря, Лева, самый маленький Гриша и бабушка Ханна-Рива.

Купленная нами часть дома была очень запущенной. Мы ее очистили и помазали снаружи и внутри, а столярные работы взялся выполнить друг покойного отца по имени Арн Бесноватый. Полы он покрасил красивой оранжевой краской с красивой художественной каймой. (Сколько мне было лет, что я помню эти красивые полы? Не более трех).

Выкрасил он все оконные рамы внутри и снаружи и ставни тоже. Отремонтированный и выкрашенный дом был настолько красив, что выделялся на всей улице. Нам достался даже сарай, который мы разделили на две части. В одной части мы разместили топливо, а во второй части был курятник. Сарай я тоже побелила. Рядом с сараем Авумарн построил уборную. Первое время на уборной повесили замочек. А потом замочек сняли, чтобы туда ходили, кто захочет. Для Добровеличковки это было редким явлением. По нужде ходили или за дом, или за амбары. Сейчас даже трудно себе представить, что такое могло быть совсем недавно.

Здесь, как и во многих других дворах местечка, не было помойных ям, а я уже к ним привыкла на предыдущих квартирах. Двор был большой, ничем не засаженный. Я возьми и предложи Ите, хозяйке второй половины дома, вырыть общую выгребную яму. Реакция была такой, что и представить себе было невозможно: «Хочешь стать здесь полновластной хозяйкой? Нет! Этого не будет! Я забиваю твой вход и попадай в свою квартиру как хочешь, хоть через окно».

Сказала — и так сразу и сделала. Действительно, пришлось попадать в квартиру через окно в кухне. Это окно было так низко расположено, что его можно было просто перешагнуть. Пошла, как всегда, за помощью к маме. Надо было как-то разрешить эту проблему. И я, а мне уже было более двадцати лет, и Аврумарн оказались бессильны. А вот мама выход нашла . (Это событие было около восьмидесяти лет тому назад. И до этого, после смерти своего мужа Шаи, и после, всю мою сознательную жизнь, я был свидетелем того, что бабушка Брана была, как теперь говорят, генератором идей по выживанию семьи. Это качество частично от нее переняла моя мама и, к сожалению, больше никто).

Организовать новый вход в дом можно было только пристроив коридор со стороны проезда во двор, а он и без того был узким. И вот мама с ювелирной точностью сделала расчет, что хоть и узкий, но коридор можно все же пристроить. В нашей местности строили дома не из обожженного кирпича, а из самана (саман — сырцовый кирпич из глины с добавлением в него резанной соломы). В соседнем селе купили необходимое количество самана и быстро пристроили коридорчик, прорубив входную дверь из крайнего окна. Глиняный пол покрыли линолеумом и получился замечательный коридор для входа в дом с улицы. Можно себе представить нашу радость, когда вместо входа в дом через окно, у нас появился такой замечательный красивый вход. Спасибо тебе, мама родная! Во всех последующих бедах ты была мне помощницей и утешительницей. Итак, еще одна трудность преодолена — живи и радуйся!

Следует еще рассказать об одном событии, связанном с покупкой дома. При оформлении договора на покупку, Шварц настоял, чтобы мы взяли к себе в дом некую старушку Блюму. Блюма была неполноценной сестрой Зейды Спектор, свата Ханны-Ривы. До этого она была няней в доме Шварца, но к тому времени потребность в ее услугах отпала. Так в нашем доме появился еще один человек.

Перейдя к нам, Блюма, со своей стороны, поставила условие, что она будет помогать мне по дому, но нянчить ребенка она не будет. Так как выхода не было, пришлось взять ее на содержание. Была Блюма маленьким, некрасивым, жалким, но спокойным существом. Хотя в семье Шварца ее и обижали, но на самого Шварца она не жаловалась. У нее была странность. Она обвязывалась несколькими белоснежными мешками, в виде юбки. Объясняла это тем, что таким образом она согревала живот и снимала боли. Кушала она мало и садиться с нами за стол отказывалась. Она накупила для себя множество курей и по утрам кормила их прямо из окна кухни, где с утра было солнце. Она прекрасно стирала и чистила до блеска кухонную посуду.

В кухне стояла большая русская печь, которая ее даже украшала. Одна большая стена кухни была всегда обклеена газетами. Когда газеты выцветали, их заменяли свежими. На этой стене мы размещали все свое кухонное богатство. В тазиках делались дырочки, чтобы можно было их повесить на гвоздик. На этой же стене висели полотенца, тряпочки, чугунки, кружки из красной меди, разливные ложки. В общем не кухня, а настоящий музей. Никто, мне кажется, не испытывал такой радости, как мы с мамой. Это я пишу от всей души, от всего сердца. Ни от чего, никогда не имела большего удовольствия, чем от этой своей кухни, от своего дома.

Я блаженствовала. Чувствовала себя хозяйкой большого дома. Выходила во двор — и все сияло. Курей много. Все куры красивые и каждая имеет свое имя. Ребенок растет здоровым. Блюма служит мне верой и правдой, так как я к ней хорошо отношусь.

В конце концов помирилась с соседями. Они оказались добрыми людьми. У меня сложились хорошие отношения с Ханной-Ривой, которая продала нам свою часть дома. Она для меня даже делала покупки в магазинах и на базаре.