Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

Харьков привлекал тем, что в это время он был столицей Украинской республики в составе бывшего тогда Союза Советских Социалистических Республик (СССР). Кроме того это был самый большой промышленный город в республике и там легче было найти работу, от отсутствия которой страдала наша семья.

Теперь обратимся к запискам папы.

Приехав в Харьков, я первые дни остановился у Нуськи, как тот и обещал, когда был в Добровеличковке. Но комната у Нуськи была одна, да еще и подвальная. К тому же и семейные отношения у супругов не складывались.

Пришлось мне снять угол в большой комнате у женщины, которую звали Циля Вертейм. (Есть необходимость объяснить, что такое угол. В те времена в больших городах был дефицит жилой площади. Вот тогда получил распространение способ сдачи хозяевами одной комнаты нескольким квартиросъемщикам. Каждый жилец получал как бы свой угол. Это аналогично общежитию, но разница в том, что в общежитии живут несколько человек одного пола, а в случае углов — семьи и даже с детьми).

Я устроился в пекарню развозить хлеб по магазинам на подводе. Опишу эту работу. Вставал я утром в четыре часа и шел пешком примерно километра четыре до конного двора, где запрягал лошадь в подводу, на которой стоял контейнер (тогда это называлось будкой), в который навалом набрасывались буханки хлеба. В мои обязанности входило в пекарне нагружать будку горячими батонами, а по приезде брать по десять батонов в руки и заносить в магазин. Тогда лотков для батонов не было. И еще. Я загружал горячие батоны прямо из печи, а рабочих рукавиц не было, так что к вечеру мои руки набухали и лопались. И все же этой тяжелой работой я был доволен, а мучиться от боли я уже привык с детства — как вы помните, у меня с детства на руках был псориаз.

В это время в стране были распространены всевозможные учебные курсы в вечернее время. И я решил учиться на агронома. Моя работа заканчивалась в четыре часа. А к шести я уже шел на курсы. Я буквально бежал на курсы, так как деньги на трамвай я экономил. Учеба мне очень нравилась. Если на многих уроках я дремал из-за усталости, то на уроках арифметики сон у меня как рукой снимало. Арифметика мне очень нравилась и преподаватель ставил меня другим слушателям в пример. По арифметике я считался лучшим учеником в нашем классе.

Но моя радость от учебы быстро оборвалась, так как Фаня с Фимой вынуждены были покинуть Добровеличковку из-за продолжавшихся притеснений местных властей. Ведь она была женой бывшего владельца магазина.

(На этом месте мне захотелось немного пофилософствовать. Вот уже много лет, как родители умерли и теперь поздно задавать им вопросы: «Почему вся их жизнь осталась в этих нескольких тетрадках, а мы, их дети, — пока, вернее, только я, — узнаем об их, порой невыносимо тяжелой жизни, только из этих нескольких сохранившихся тетрадей?» За эти тетради им большое спасибо!

У замечательного русского писателя К. Г. Паустовского есть такое выражение: «Жизнь у пожилого человека состоит из воспоминаний». И здесь я вспоминаю мою встречу на вечере читателей с писателем Д. Граниным, где он рассказывал собравшимся об их работе вместе с писателем А. Адамовичем над «Блокадной книгой». Это книга о жизни жителей города, который тогда назывался Ленинград, а теперь Санкт-Петербург, переживших 900 дней блокады города войсками немецко-фашистской Германии. Часть населения города, несмотря на варварские бомбардировки, неимоверный голод и холод, выжила. Тогда от голода и холода в городе погибло много сотен тысяч людей. Работая над этой книгой, писатели ходили из дома в дом с магнитофоном и записывали рассказы людей, переживших эту ужасную блокаду. Так вот, почти все из них рассказывали писателям, что даже члены их семей с неохотой слушали о пережитом ими времени. Да что далеко ходить. В нашей семье я был на фронте в Великую Отечественную войну. И о том, как я воевал мои близкие узнали не из моих живых рассказов, а из моих напечатанных воспоминаний «Армия 1943—1945 гг. Воспоминания солдата»).

Когда я приехала с Фимой в Харьков, то с вокзала заехала к Нуське, думая временно у него остановиться, но он мне в этом отказал. Пришлось Аврумарну просить у хозяйки комнаты, где он снимал буквально один угол, так как остальные углы занимали другие жильцы, согласие на то, чтобы и я там временно поселилась. Хозяйка комнаты проявила настоящую человечность и без раздумий разрешила. Эту женщину муж оставил с тремя детьми Олей, Гришей и Левой. Дети были немного старше Фимы. Они издевались над Фимой, не знавшим русский язык. Надо было как-то помочь Фиме. Подзываю их и у нас произошел следующий разговор.

Я: «Вы евреи или нет?».

Оля: «Да. Евреи».

Я: «Вы говорите на идиш?»

Оля застенчиво: «Нет».

Я: «Почему вы не знаете свой родной язык?»

Оля: «Нас ему не учили».

Я: «Тогда давайте договоримся. Вы его учите русскому языку, а он вас идишу».

На этом и договорились. Не знаю, научились ли эти дети своему языку, а Фима быстро заговорил по-русски.

(Здесь вклиниваюсь я со своими воспоминаниями об освоении русского языка. Я его осваивал, но не так быстро. Запомнился мне случай, когда мы уже снимали отдельную комнату на Павловском переулке. Там была девочка Катя, старше меня, которая тоже учила меня русскому языку. Вот такой эпизод. Мы с ней сидели на деревянном крыльце перед входом в нашу комнату. И Катя объясняла мне разницу между кольцом и крыльцом, на котором мы сидели. И еще память сохранила у меня складную красивую стенку, которую родители передвигали, когда мы жили на Рогатинском переулке. Как я потом узнал это была ширма).

Во всем огромном городе у нас были родственные связи только с двоюродными братьями Аврумарна — Кисляновыми, а точнее у меня с Лизой, женой старшего из братьев Исаака. Она и была моей самой лучшей советчицей в этом новом мире большого незнакомого города. Лизе моя хозяйка квартиры не нравилась. Она считала ее женщиной легкого поведения.

Мне хочется описать братьев Кисляновых, так как их старший брат Исаак и, в особенности его жена Лиза, сделали для нас очень много добра. Исаак и остальные его братья кроме Нуськи были очень крупными, спокойными мужчинами. Лиза тоже была крупной женщиной. В семье Исаака был настоящий матриархат. Всем заправляла Лиза. Она была очень волевой и работящей женщиной. Сама Лиза преклонялась перед деловыми людьми. В то время у них росла дочь Нюся лет десяти.

Второго брата, тоже огромного, звали Юкл. У Юкла была вторая жена Люба. У Любы была дочь от первого брака Рахиль. По словам Лизы, Люба была просто ангелом. И зачем ей такой неотесанный хамлыга, который не в состоянии прокормить семью? Она и добрая, и красивая, и еще кормит такую большую семью, так как работает в столовой. Что же касается детей Юкла, то у него от первого брака были дочь и сын. Оба ребенка были недоразвитыми. Сын жил с ними, а дочь находилась в какой-то психиатрической больнице и Люба ее часто навещала с подарками и лакомствами.