Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

Третьего брата Кисляновых звали Левой. По словам той же Лизы, Лева был в семье наиболее культурный и образованный, но у него была тяжелая почечная болезнь. Жена Левы Клара была красивой, образованной женщиной и работала где-то бухгалтером. Клара была намного моложе Левы. У них был очень славный мальчик, в котором они души не чаяли.

Четвертого брата звали Нуська. Я уже о нем упоминала. Опять же, по словам Лизы, Нуська был настоящим коммерсантом, но по характеру — просто сумасшедший.

Никто из этих двоюродных братьев, даже на время, не мог нас приютить, так как все они жили в малюсеньких комнатушках.

У старших братьев, кроме Нуськи, был странный, на сегодняшний день, промысел. Лиза с иронией утверждала, что три брата, кроме Нуськи, мелкие коммерсанты. Они и считать то умеют только до десяти.

Эти три брата покупали на базаре у крестьян старые мешки. Дома их стирали, латали, а потом продавали на базаре и за этот счет плохо, но могли жить три семьи. Предложили и Аврумарну включиться в их коммерцию. Надо отдать должное этим братьям, несмотря на то, что Аврумарн мог составить им конкуренцию, они даже предложили ему деньги для закупки мешков на первых порах. (Эти Кисляновы были папиными двоюродными братьями. А теперь вспомним, как с папой поступил его родной брат Юкл, бессовестно обкрадывая его. И кроме того, ненароком брошенная мамой фраза о кредите Кисляновых на покупку старых мешков говорит о том, в каком плачевном состоянии находился папа. У него не было даже денег на покупку нескольких рваных мешков).

Но Аврумарн отказался — ему осточертела всякая торговля и такой заработок.

Я стала просить Аврумарна найти другое жилье. А это было очень сложно в городе, переполненном семьями, вырвавшимися из деревень и черты оседлости.

После долгих поисков, нашлась комната в поселке Рыжов, пригороде Харькова. Жить в этой квартире мне, жившей до этого в украинской глуши, было тяжело. Круглосуточно стоял грохот проезжавших железнодорожных составов. И, к тому же, в доме постоянно матерно ругался пьяница хозяин, которого я очень боялась. До этого я ничего подобного не слышала. Так как Рыжов был пригородом, то все продукты надо было привозить из Харькова. Аврумарн работал очень тяжело, а еще вечерние курсы после работы. Все это и сподвигло меня на непростительный поступок. И я его сделала. Несмотря на то, что Аврумарну очень хотелось учиться и он очень любил заниматься (первый раз, а потом оказалось и в последний, дорвался до настоящей учебы), я с плачем настояла на том, чтобы он бросил учебу. И он ее бросил. Этот поступок он мне не простил до конца жизни, да и я сама себе тоже.

Здесь я еще раз хочу отметить великодушие и доброту Лизы и Исаака Кисляновых. Однажды мы всей семьей пошли к ним в гости. Узнав о нашем бедственном положении они, не задумываясь, предложили мне и Фиме временно остановиться у них, с тем чтобы Аврумарн где-нибудь снял себе угол. Доброта их была удивительной, так как нормально уложить спать нас было негде. Их хозяин дал согласие, и они нас в их тесноте разместили на раскладушках, а сами Кисляновы и их дочь Нюся спали на тесно прижатых друг к другу кроватях. Так мы прожили у них некоторое время.

Немного еще хочу дополнить рассказ о семье Лизы и Исаака. Лиза была прекрасной хозяйкой и хорошо готовила. Она пекла замечательные ароматные булочки. Их вкус я и сейчас помню . И еще. Лиза, как и я были женами мелких торговцев, что в то время преследовалось властями. Опишу два примера по этому поводу. Примерно году в 1926-м, в Добровеличковке, избирали женский совет местечка. Уговорили и меня пойти на это злополучное собрание. Так как из всех наших женщин я была самой образованной и грамотной, то наша соседка Бася-Бруха предложила мою кандидатуру в женский совет. Но мою кандидатуру отклонил Янкеле Бахмутский, бывший в то время главным представителем Советской власти в местечке, как жену мелкого собственника. Я обиду проглотила и ушла. То же самое произошло и с Лизой, так как ее девичья фамилия была Карогодской — очень зажиточной до революции семьи. Она устроилась работать швеей в артель и стала носить красную косынку — признак принадлежности к пролетариату (рабочему классу).

Поиск квартир в то время осуществлялся на бирже. Что собой представляла такая биржа? Это был какой-то свободный участок земли, чаще всего сквер, где собирались маклеры (люди у которых были адреса квартир и комнат, которые сдавались в аренду) и туда приходили после работы люди, нуждающиеся в жилье. За каждый адрес маклер брал деньги. Туда и ходил Аврумарн каждый день после работы. Зачастую маклер посылал по адресу сдаваемого жилья, предварительно взяв с Аврумарна рубль, а это были для него большие деньги, а жилье уже давно было сдано.

И все же, однажды нам повезло. Маклер, который когда-то предложил адрес угла, где жил Аврумарн, предложил ему адрес комнаты. Они договорились так, что если квартира не сдается, маклер возвратит ему деньги. Мы быстренько собрались и пошли смотреть эту квартиру в переулке Юного Ленинца, который раньше и теперь в простонародье назывался Павловским. Это было недалеко от центра города. Двор, в котором предлагалась наша квартира, был очень большим. С двух сторон двора стояли два добротных дома, причем один из них был под соломенной крышей. А в глубине двора стоял деревянный флигель с застекленными верандами, разделенный на четыре части. Одна из комнат с верандой была свободна и подлежала сдаче. Но когда начали договариваться, то возникла ссора между наследниками. Когда мы, так и не договорившись, вынуждены были уйти, то нам улыбнулась удача. В это время во дворе сидела женщина, которая как потом оказалось была старшей по возрасту наследницей. Звали ее Анной Никаноровной. Так вот, мы ей, очевидно, как потенциальные жильцы понравились. Она нам сказала, чтобы мы не отчаивались. Что эта комната принадлежит только одной наследнице и они в конце концов договорятся. Так оно и случилось. Вскоре мы поселились в этой комнате.

Эта комната досталась нам намного тяжелее, чем дом в Добровеличковке. Тогда, когда мы перебирали съемные квартиры и купили пол дома, то с позиции сегодняшнего дня мы просто бесились с жиру.

Хочу немного описать Харьков тех времен с добавлением более поздних сведений, которые я, естественно, тогда не могла знать.

Первый маршрут трамвая, которым я ездила, был — к Кисляновым. Из окна трамвая я видела огромную строительную площадку. Правительство решило построить в развивающемся, так называемом нагорном районе, величественную площадь. Площадь назвали Дзержинской. Знатоки утверждали, что по площади она вторая в Европе. По замыслу архитекторов по периметру площади должны были быть построены красивые высотные здания. Замыкало площадь грандиозное железобетонное здание дома Государственной промышленности (Госпром). Это здание строилось при мне на месте большого холма, который строители срыли. Но в то время на этом холме ютились жалкие лачуги цыган. Трамвайная линия проходила у подножия этого холма и я, проезжая к Кисляновым, из окна вагона завидовала жилью цыган. (Когда мы проезжали, я видел из окна трамвая высокие земляные столбы, с сохранившейся даже на них травой. Теперь я догадываюсь, что это были, вероятно, геодезические отметки).