Вениамин Додин - Беглецы

— Мне это, тоже «как вы понимаете» никак. Вся моя жизнь проходит внутри множества мероприятий, за каждым из которых обязательно какие–нибудь опенгеймы мельтешат. Стоит ли поминать основополагающее «мероприятие», где те же опенгеймы сыграли не последнюю роль…

— Это уж вы напрасно: должно же быть что–то святое!

— Должно, должно быть, — оно уже по вашим рассказам где–то совсем рядом. Вы лучше скажите — с чем приехали? Что сейчас–то от меня надо?

— Что надо? Нам необходимо срочно переправить сюда, к вам, а вам принять, разместить… ну, спрятать, что ли, …сколько–то семей.. Еврейских, естественно, семей. Спасти их…

— У нас? Здесь? Вот сейчас, в разгар зимы?!

— Точно, Вениамин Залманович: сейчас, зимой, пока не поздно… Если уже не поздно.

— И сколько же? Человек сколько надо принять?

— Не знаю, право. До разговора с вами мы не решились вести счет, чтобы не будоражить напрасно сбитых с толку и испуганных событиями немолодых людей.

— Так вы стариков собираетесь прислать — вот сейчас вот?! Вы себе всю сложность дела представляете?

— Да, да, конечно! И именно потому, что в первую очередь надо спасти стариков и детей. Позднее мы отправим работающую часть — офицеров и специалистов, именно ту самую активную группу, но мы пока не представляем себе, как она сможет бросить работу — неожиданно и в какой–то степени большой компанией, и уйти в лес? Дело же касается, в основном, семей военных, офицеров… Так получилось. И не время сейчас это перерешать.

— Ладно, это проблемы ваши — раз именно так решили. Но все же, — сосчитать–то, скольким дорога сюда в первую очередь — вы пытались?

— Пытались, Вениамин Залманович. Считали.

— И?

— Много, Вениамин.

— Ну, Исаак Львович, дорогой! Мы же не дети! Да, безусловно, район наш огромен — «две Франции». Глух, малодоступен — горы, тайга, реки бесконечные, малолюден. Все так. Но именно поэтому этот наш Удерейский район, ну, и рядом расположенные и не менее безлюдные и глухие районы края — они традиционное место ссылки. До основополагающего мероприятия. И тотчас после него. Значит, именно здесь отработана система контроля прибытия–убытия, система слежки и прочего сопутствующего всякой тюряге. Ну, ладно, все это сложно, но как–то обойти можно. Но людей где–то разместить надо? Старых и детей. И мы же здесь не в Океании на пальмовых атоллах, где среднегодовая по Цельсию — 28 – 30 градусов выше нуля… Поглядите–ка, поглядите на термометр — вот, на окошке, на раме — слева!

Исаак Львович нашарил спички в кармане полушубка, погрузился в сугроб, «подплыл» к заметенному окну, зачиркал, близоруко лез глазами в заиндевевший градусник…

— Сколько?! Минус сорок восемь?!

— Именно, «сорок восемь». А к утру, часам к шести, будут «все» запланированные пятьдесят два.

— Д-да! Сурово.

— Сурово, Исаак Львович. И не вам, новосибирцам, удивляться. Теперь прикидывайте сами, если еще не подумали прежде: без пропусков из края вы же всю вашу публику самолетами сюда не доставите. Это–то вы должны знать — район в этом отношении один из известнейших: ссылка и золото. Вообще — задачку вы задали… Иногда — не часто, поверьте, — просят посодействовать кому–нибудь из района слинять, смыться… Ну, бежать помочь. Это понятно. И функционально, в определенной степени. Технологично, что ли: бежит человек из клетки в большое оцепление, ну… в вольный, относительно, свет. А вы присылаете народ в самую эту клетку, в капкан… Психологически сложно. И опасно, если вправду, начинается охота на нас… А вы всех — в загон! Или не возникало такой мысли, что и в вашей безусловно честной компании свой козел завелся? А? … Не злитесь, не злитесь… Это я от неожиданности весь в рассуждениях, как в соплях. Но все равно — дело это в первом чтении неблагодарное и представляется даже гиблым. В конце концов, не в «тюрьме народов» живем! В той тюрьме когда–то основоположники–отцы наши в конце прошлого, да в начале этого веков, несчетно раз уходили из ссылки, да с каторги, чтобы погодя немного в новых хрестоматиях было чего ребятишкам учить про революционное неуемство, да про личную беззаветную храбрость юности вождей всяческих. Но тогда, в «тюрьме», Исаак Львович, на всю Енисейскую губернию был один жандармский офицер с полутора десятком казаков, да с шестью околотошными по уездам. Это — на два с половиною миллиона квадратных верст ссылки и каторги! Сегодня в одном нашем районе — только в Удерейском — столько же. Да рядом, в «Стрелке» — полк МВД, да в Енисейске полк, да в районе Норильска конвойная дивизия!

— Тогда, что же мне Исааку Моисеевичу передать? — отрешенно промямлил Танненбаум.

— Вы не паникуйте, пожалуйста. И не злитесь попусту — злость вам еще ох как пригодится! Все очень серьезно — серьезней, чем вы можете представить. Мы же не о цене на базаре торгуемся–спорим.

— Конечно, конечно, но… мы бы постарались сами что–либо предпринять — могли бы собрать для уезжающих теплую одежду, еду на дорогу и даже с собою на какое–то время, ну, медикаменты, конечно, деньги…

— Если бы в этом только дело было! По правде, едой мы и сами людей обеспечили бы — она тут по тайге на своих ногах шастает, летает да плавает. В крайнем случае, что–то срочно и купить можно у промысловиков, да эвенков. И на фактории. Ну, а летом, если не полениться, — грибы, ягоды, опять же, охота даже для не сильно опытных. Мед, — бортничать научиться — не самовары лудить. Медикаменты — это, безусловно, здорово! И чем больше, как и денег, впрочем, — не помешают. В конце концов, что–то и в лавках по приискам можно подкупить… Хотя каждый новый покупатель в безлюдном крае… Понимаете, да? Но и это не всё…Получается, положение безвыходное, промямлил Танненбаум? Но что–то сделать можно!

— Вы точно герой из «Танкера «Дербент»: тот тоже очень конструктивно выступил, внес предложение — «Что–то, товарищи, надо делать!» А что, если вы даже о составах семей ничего сказать не можете? Старики будут. А дети? Вы же наверняка пошлете детей, иначе нафига вся эта ваша геронтологическая эпопея затеяна?!

— Зачем же так? Я вот думаю, что именно наши старики с десяток лет назад вынесли на себе всю тяжесть эвакуации, — такой эвакуации! И — ничего, выжили и еще молодцами выглядят, посмотрите.

— «Такой», да не такой! Они эвакуировались «по решению партии и правительства». И шли сюда по хорошо ли, плохо ли, но хоть как–то организованной схеме, да еще и приоритетной, как семьи фронтовиков, или в вашем случае, как работники авиазаводов. А теперь вы устраиваете им не просто другую качественно эвакуацию, а побег, который они совершают вразрез с партийной задумкой, с очень горячим желанием этот побег не допустить, для чего вся сверхсекретность, недоверие даже к собственной системе передачи приказов и инструкций, дезинформация с «очагом» в благословенном Биробиджане и с железнодорожными ветками к скотопрогонникам в безвестных оврагах. Это–то хоть вам понятно?!