Вениамин Додин - Бакинский этап

И «выпал в осадок», осев на пол…

Его подняли… И тут — я тоже хорош оказался — из меня вытекло:

— Ни хера ты уже не можешь… Комиссионер…

Сцена была отвратительной. И я в ней был безобразен… Мерзость!

А ведь мне ещё выступить предстояло с заключительным словом… А я вот так вот распустился… «Я» своё продемонстрировал перед своей потенциальной аудиторией… Мерзость. Мерзость…

Но и отступать нельзя! Дело не в одном подонке, хотя именно он — Разгон — всею жизнью, всею деятельностью своей нагрёб немалую кучу дерьма в гору нечистот, с головою накрывшей несчастное моё российское еврейство, которому теперь вовек не отмыться…

Дело в наших немцах, которых всё яростнее и остервенелее обвиняют в грехах их одноназванцев, чтобы не позволить им возвратиться из ссылки, вернуться на родину — на Волгу. И такие вот старые опытные провокаторы ведут за собою толпу ни в чём не желающих разбираться «патриотов»… И дело конечно же, в таких вот разгонах тоже. Это ведь они, затевая очередную вселенскую пакость, вызывают на голову нашего, далёкого от политической уголовщины, народа тех же гитлеров и сталиных…

Но воевать с ними здесь, в сортире «народной дружбы», я не стал, а перенёс «бой» в уже забитый до отказа зал, где не они были в большинстве. А сидели, молча ожидая моего слова, те, чьи предки дважды — четыреста лет назад при Михаиле Романове, и двумя столетиями позднее Екатериною Великой и Светлейшим Потёмкиным Григорием Александровичем, — приглашены были в Россию, чтобы накормить её и обезопасить военными, из «немцев», поселениями на границах новоприобретенных южных земель…

Внимательно слушающим меня нашим немцам, которых разгоны лишили не только родины, но истории, я рассказал о их прошлом, — о годах их триумфа и их несчастий. Приоткрыл завесу над происшедшим с меннонитами в 1918–20–м годах на Украине… Но промолчал о том, что готовили им всё те же разгоны в 1944 году — им, и без того начисто обобранным Сталиным, ещё живым, ещё дышащим… И до сегодня кляну себя за трусость, за потворство собственным нашим кликушам–патриотам… Кляну за то, что не напомнил нашим немцам о 130 лет назад состоявшемся диалоге между генералом Алексеем Петровичем Ермоловым и императором Александром II. В неисчислимых поколениях русский человек, без надрывов гордившийся своим славянством, он с честью отвоевал французские кампании 1805–1816 годов, а позднее, в 1816–1827 годах, — главнокомандующим на мятежном Кавказе. И это — о нём, о Ермолове:

… И испытанный трудами

Бури боевой

Их ведёт, грозя очами,

Генерал седой…

Когда в массе российских губерний снова вспыхнули эпидемии холеры и чумы, он возглавил Правительственные комиссии по пресечению этого погубительного народного зла! И проявив, — кроме блестящих организаторских качеств, — истинно беспримерное личное мужество, — справился с постигшей Россию бедою. Но беда новая ещё более страшная нависла над страною: исподволь, в тиши департаментских кабинетов, в салонах помещичьих усадеб, раскиданных по губерниям державы, вкруг императора начала тайно готовиться разрушительная акция российского помещика против его главного конкурента — немецкого колониста! Алексей Петрович — государственник — последствия её видел ясно. И, пытаясь повлиять на ход событий, убеждал царя не только результатами своих инспекций помещичьих изнищавших, и колонистских процветающих, хозяйств, сопоставляя несопоставимые статистические выкладки. Но рассказами о поразительной организованности и невероятной самоотверженности колонистов при локализации смертоносных эпидемий…

Тронутый убеждённостью русского патриота, император прервал доклад Ермолова. Обнял его. Спросил:

— Чем тебя ещё наградить, мужественный старик? Ведь нет награды, которой не был ты удостоен!

— Присвойте мне звание немца, Ваше Величество, — ответил генерал…

… Да, не нашел я мужества сказать правду жертвам, и действовал по принятому в моей стране принципу: Ни слова об убитых! Это беспокоит убийц!

Главное, не рассказал нашим немцам, — более полусотни лет лишенным возможности возвратиться к себе домой, на свою землю, — как её — уже отобранную у них — вознамерились перехватить мои соплеменники! И не еврейский народ, сам пребывавший в коме после Европейского Погрома и начала травли дома у себя в СССР. Но группа мародёров из него, — я буду повторять это до своего конца, чтобы, быть может, еврейские матери научились не рожать таких выродков — истинных наших палачей… Обидно и больно, но ведь не кто–нибудь — известный поэт Перец Маркиш выступил с идеей «организации еврейского очага» на территории «бывшей республики немцев Поволжья». И полагал, «совесть» народная, что это явится «актом величайшей исторической справедливости»! Не верящим предлагаю прочесть в архиве Российского Центра хранения и изучения документов новейшей истории — РЦХИДНИ /до 1991 года Центральный партийный архив Института марксизма–ленинизма при ЦК КПСС/ материалы из фонда 17, оп.134, дело 693, л. 212–219, и Маркиш Э. «Столь долгое возвращение»… Тель—Авив, 1989, стр. 172…

Ничего удивительного потому не было в том, что после предложенного большим идишским литератором дела «величайшей исторической справедливости», идею ухватила еврейская «общественность». И на первой публичной встрече–лекции по Ближнему Востоку некоего З. Луцкого, состоявшейся 17 июля 1946 вот в этой же вот аудитории, атаковала его вопросами:

«Каково отношение официальных органов СССР к национальной проблеме еврейского народа в смысле территориальной национально–политической консолидации, подобно другим народам СССР?». И «… почему бы не устроить в противовес Палестине автономное еврейское образование в СССР?… Что, у нас земли мало? Например, Крымский полуостров, который два года тому назад был совершенно свободным, или бывшая республика немцев Поволжья» /РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 128, д. 1057, л. 18/.

Да, я им, нашим немцам, обо всём этом бреде не рассказал. И меня ничуть не оправдывает то обстоятельство, что они, — наши немцы, — узнали о замышленном Маркишем «акте величайшей исторической справедливости» тотчас по оглашении его автором восторженным и благодарным слушателям. Ведь кроме еврейского и немецкого анклавов, в СССР наличествовал тогда ещё и русский народ, с глубочайшим уважением и даже почитанием всегда относившийся к своим немецким россиянам. Он и донёс до них, через своих представителей, Благую Весть «величайшей справедливости».

А ведь более чем за два года до помянутой встречи–лекции, именно, 15 февраля 1944 года, Михоэлс, Фефер и Эпштейн, от имени Еврейского антифашистского комитета, просили Сталина «… создать еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма…»; /пункт 1 резюме письма/. В нетерпении — долго не было ответа, — его вообще не было!, — это письмо продублировано было ещё одним — теперь уже в адрес Молотова от 21 февраля. /РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 125, д. 246, л. 169–172; письмо от 15 февраля — Государственный архив Российской федерации, ф. 8114, оп. 1, д. 910, л. 34/…