Вениамин Додин - Бакинский этап

А на берегу всё вскоре переменилось: там громко за командовали; снова зажгли прожекторы, но не те, что были расстреляны — из степи уже. Шустряки наши едва успели вернуться со взлобка, не добыв бацилы. И первое, что увидали мы в вспыхнувшем свете — цепи солдат, перебегающих вдоль берега у самой воды! Они оцепляли взлобок и толпу на нем… Еще мы увидали несколько подкативших к месту боя машин с солдатами… В эту минуту на палубе началось движение: забегали до того тихо сидевшие конвойники–вычищальщики, понесли на бак лестницу, которую, видно, убрали на всякий случай, когда на взлобке начался шум… Сбросив ее вниз, они быстро спустились в воду и исчезли во тьме. Мы остались одни. А к взлобку все подходили и подходили машины с карателями. Толпа было подалась к воде, но тут с разных сторон в ее гущу понеслись красные трассы автоматных очередей и начался крик вперемежку с треском автоматов. Треск был сплошным — били длинными очередями. Толпа отпрянула от Волги. В образовавшееся пространство между нею и берегом вылилась в свет прожектора откуда–то взявшаяся орава вездесущих белошубников. Теперь уже, кроме пистолетов, вооруженная автоматами. Хором голося и стреляя по толпе, они, словно отрепетировав, пригибаясь и строем перебегая, картинно карабкались на взлобок. Крики раненых и умиравших людей в толпе перекрыли автоматный треск, — там, видно, все шло к концу: каратели «долокализовывали» мятеж…

— Самое бы время и отсюда линять, — во–она что они творят! Кончат с теми, что окружены, и пойдут шмонать берег и баржи! Чего ждать–то?!

— Куда линять, — в воду? Так то ж смерть… Сами почуяли, когда лезли на баржу, и тут до сейчас не отогрелись…И дошли окончательно.

— Так все одно — кранты нам! А река, может, побережет, вынесет куда–нибудь…

— Все туда же и вынесет…

…Поглядите, мужики!

Мы глядели во все глаза.

…Как в старом добром кино «про гражданскую войну», сцена расстрела «наших» была неожиданно нарушена резким воем сирен выскочивших внезапно из–за снежной кулисы двух бронекатеров. Обвешанные огнями, они неслись прямо к нам — на нас, будто их капитаны задумали выбросить их на берег! В последнее мгновение, проскочив вплотную у кормы нашей баржи, лихо сработав сиреной «полный назад!» и круто зарывшись в воду носами, они эффектно осадили метрах в двадцати от берега, обдав убегавших вверх по откосу белошубников крутыми пенными валами. На их палубах задранными вверх оглоблями торчали счетверенными стволами то ли ЗПУ, то ли ЗАК-и — в снежной ряби было не разобрать.

— Э–Э–Эй! На-а берегу–у–у! — прорычал в радиомегафон сиплый остуженный голос.

— Что там за базар?! Кто — начальство?… Снима–а–ай люде–е–ей с посу–у–уды! Уво–о–одим сейч–ас всю-ю!

— Это как же, — уводите?!… — Прокричал с берега кто–то командным голосом.

— Так и уводим, не дождясь! Или не вам приказано было: «Посуду освободить!»? Ва–а–ам! Теперь без вас освободим! И вас тоже — за посуду эту! И за «художества» ваши…

Теперь к берегу сбежалась уже целая толпа начальства, распаленная расправой на взлобке. В толпе задвигались возвратившиеся из бегов областные и безымянлаговские бугры. Один из них, высунувшись, крикнул:

— Это кто приказал — уводить?! Чье распоряжение?

— Пантелеев приказал! Командующий!

— Там же… Не разгружены они, баржи–то!… Люди там, в трюмах…

— А вам их сроду самим не разгрузить, — людьми!

— Так там же… спецконтингент на баржах! Этап! Заключенные!

— Были — сплыли!… Р-развернули, пас–скуды, «Второй фронт» прежде союзничков! С того Гитлер нашего брата крушит, с этого — вы, г-гады! И все по русским, по русским, — по России, мать вашу разъети! «Люди в трюмАх»….Про людей вспомнили, людоеды! Вы хоть поглядели раз, что с этими людьми сделали?!…С-суки…

— Кто это про «людоедов» и про «второй фронт» болтает?! Или крыша у тебя поехала, и осмелел, контра?! — Разгово–орчики затеял, умник! Я те поразговариваю! Я поговорю! Доложись бы–ы–ыстра — кто агитацию распускает! Не доложишься — огонь откроем!!! — заблажила, завелась белая шуба в новеньких, сверкающих под прожекторным светом, генеральских погонах, откровенно взвинченная продолжающимся на взлобке расстрелом. И обеспамятев окончательно, взрезвилась, в войну заиграла:

— Ба–а–атальо-о-оны! К бо–о–ою-ю! Прожектора–а–а! — Н–а–а реку–у–у!

…Отсюда, с палубы, из тьмы, мы, замерев, глядели на развернувшуюся сцену, чувствуя себя зрителями невиданного театра абсурда. Никто из нас в те минуты не думал о собственной судьбе. Зрелище захватило нас… Уводило от реалий ночи… Освобождало от химер убийственной повседневности.

Быть может и, скорее всего, офицер на катере пропустил бы мимо ушей генеральский бред. Но не один генерал ополоумел в эту ночь от наслаждения расправой над взбунтовавшейся сволочью, — их толпа была, ухвативших «право» «косить С автоматов» всех ослушников. Теперь, против нового ослушника–контры с катера подняли они оружие, и оно «само собой» заработало — красные пулеметные трассы потянулись над катерами, сцепясь, посходились над мостиками, зашелестели по броне…

— Во–она как вы?! — рыкнул с катера мегафон. — И «оружие — значить, к бою!»? Огонь, значить, открываете?… По нас — огонь?…Та–а–ак?!… Еще и доложиться вам?! Н-ну, с–сук–ки, сейчас доложуся — со всех стволов:

— На–а–а-а батар–р–рея–ях! Слуу–ушай команду–уу! По–о–о бер–р–регу, по ш–ш–шубам по бе–ел–лым, пр–р–рямо-о-ой наводко–о–ой! То–о–о -всь!

На палубах враз мелодически звякнул «телеграф»… Взвыли — коротко, жестко — сирены. Вроде сами собою — на берегу — сгинули, разлетевшись звонко, оба зенитных прожектора! Выстрелов не слышно было ещё, только трассы ушли туда, как играючи… И сразу в берег ударили прожектора с катеров — осветили–ослепили груды белых шуб, разом — точно, мордой в грязь — повалившихся в истоптанное месиво берега вслед за многообещавшим мегафонным ревом «То–овсь!»

Может быть, и эта позорно–комическая сценка сорвала бы настрой военных речников «выучить» «ментов» правилам «хорошего тона» в обращении с флотскими. Но ослепленные прожекторами с катеров «батальоны», что болваном–генералом приговорены были «к бою!», лишенные удовольствия видеть свое геройски распластавшееся в грязи начальство, огонь открыли… Длился он секунду или две, пока стрелявшие не «успокоились» под снарядами тоже секунду–две «отработавших» установок с катеров… Проторкали–прогремели клепальными молотками автоматы зениток, смолкли. В тишине прохрипел мегафон. И тот же осипший голос сообщил дикторским тоном:

— Повтор–ряю: командующий Волжской военной Флотилией Пантелеев приказал посторонних людей с баржей снять и баржи увести для освобождения под горючее… Предупреждаю: поднимется кто хоть один с земли без моей команды, или, не приведи Господь, пальнет кто, — взаправду успокою всех разом и еще сполосну для десерту с огнеметов! Предупреждаю по–русски, а кому непонятно — по–татарски могу… Или матерно. Или с орудий…на международной фене…