Вениамин Додин - Поминальник усопших

Однако… Возможно ли такое с тенью не просто покойной матери Николая Николаевича? Но дочерью давно в Бозе почившего императора Вильгельма Ш Прусского и итальянской графини Турн–и–Таксис? Нет, конечно! Добрая память баронессы выше всяческих сплетен и подозрений! И родной единокровной сестрой её (тоже дочерью всё того же Вильгельма) была не «какая–то» замордованная «патриотической» бесовщиною, вкупе со стремительно прогрессирующим в смуту и крах российским «обществом», несчастная Александра Феодоровна. Жена затюканного «элитою» самодержца, терзаемая людьми не порядочными «подругою Гришки Распутина!». Но сама некогда «царственно царствовавшая» Императрица Александра Феодоровна, супруга Николая I.

Кроме того… Баронесса, — нет, теперь уже графиня Амалия Адлерберг, — Она украшение, Она «Тысячекаратный Алмаз» в Короне вновь — с войною же — вознесенной в ранг национальной Святыни. Пушкинианы! Вечная неизбывная любовь и вдохновительница поэтического гения незабвенного Тютчева — адресат прекрасных, народом боготворимых, его стихов–романсов!… Плоть от плоти, кровь от крови великой российской культуры и предмет почитания избранных её апологетов. «Мне, само собою разумеется, до смерти хочется написать госпоже Амалии, но мешает глупейшее препятствие. Я просил её об одном одолжении, и теперь моё письмо могло бы показаться желанием о нём напомнить. Ах, что за напасть! И в какой надо было мне быть нужде, чтобы так испортить дружеские отношения! Всё равно, как если бы кто–нибудь, желая прикрыть свою наготу, не нашел для этого иного способа, как выкроить панталоны из холста, расписанного Рафаэлем…И, однако, из всех известных мне в мире людей она, бесспорно, единственная, по отношению к которой я с наименьшим отвращением чувствовал бы себя обязанным». (Из письма Ф. И. Тютчева И. С. Гагарину. Мюнхен.7/19/ июля 1836).

Но это только письмо.

А вот подлинная история. Жизнь.

…В этой жизни много тайн, которые благодаря потомкам раскрыты были в последние годы. О том много было говорено и написано. Но мало кто помнит о роли Амалии в судьбе и становлении Второго после Пушкина Великого поэта России Фёдора Тютчева. О счастливой последней её любви к Николаю Владимировичу Адлербергу. И конечно же ничего не знает о их сыне — Николае Николаевиче…

— После России это моя самая давняя любовь… — писал Ф. И. Тютчев в июле 1840 года своим родителям.

… Посетители Галереи Красавиц Нимфенбургского дворца в Мюнхене обращают внимание на портрет молодой женщины с меховой накидкой на правом плече. В рекламном буклете сообщается, что это 20–и летняя баронесса Амалия фон Крюденер, что её портрет создан в 1828 году знаменитым живописцем короля Людвига 1, Йозефом Штилером…

Происхождение Амалии загадочно и драматично. Две версии существует о том. По первой — матерью её была княгиня Тереза Турн–и–Таксис (1773–1839), урождённая принцесса Мекленбург—Штрелиц. Тереза приходилась тёткой российской императрицы Александре, жене Николая 1.Муж Терезы, князь Карл Александр Турн–и–Таксис (1770–1827). Наполеон пригласил князя Карла для осуществления политических проектов и он годами жил в Париже. В отсутствие мужа у Терезы начался роман с баварским дипломатом графом Максимилианом—Эммануэлем Лерхенфельдом (1772–1809). Результат — нежеланная малютка, названная Амалией. Княгиня Тереза убыла рожать подальше от Регенсбурга, в Дармштадт, столицу гессенского герцогства…

После смерти 19 октября 1809 г. отца, графа Максимилиана, Амалия первое время находилась на попечении дармштадских родственников Терезы, фон Штернфельд, чью фамилию она носила после рождения. Подрастая, Амалия перешла под опеку Лерхенфельдов, где она жила в их мюнхенском дворце. С 1 августа 1823 года 15–и летней Амалии гессенский герцог Людвиг 1 даровал разрешение именоваться графиней Лерхенфельд. Но без права на герб и генеалогию. Такова была цена увлечения графа Максимилиана княгиней Терезою…

Взрослея, плод греховной любви, Амалия, оказалась совершенно восхитительной красавицей. С 14–и летней сиротой, — вокруг которой роились восторженные воздыхатели, — в 1822 году познакомился молодой сверхштатный атташе российской миссии Фёдор Тютчев, тогда же прибывший из Петербурга на дипломатическую службу. Он сблизился с единокровным братом Амалии, молодым баварским дипломатом, Максимилианом Лерхенфельдом–младшим, и часто бывал в их семье.

19–и летний Фёдор влюбился в Амалию. Между ними начались нежные романтические отношения чистых юноши и девушки — подростков. Влюблённые часто встречались — Теодор, сегодня я покажу вам место, где в Мюнхене раньше всех зацветают яблони! — объявила Амалия, и её ножки в маленьких башмачках резво заскользили вниз по лестнице, у подножия которой их уже ожидала запряженная коляска.

Фёдор поспешил за ней.

Амалия привела его на берег реки. На крутом склоне высились развалины старинного поместья, а рядом раскинулся цветущий яблоневый сад весь в розовых лучах заходящего солнца.

Фёдор любовался спутницей и полудиким пейзажем вокруг и всё не мог решить: какое творение природы более совершенно — яблони, усыпанные бело–розовым цветом, или девушка в нежно–палевом платье, свежая как майское утро?

Порыв ветра вдруг сорвал с ветвей облачко цветов и осыпал ими Амалию: изящную шляпку, рассыпанные по плечам чёрные локоны, длинный прозрачный шарф. Девушка осторожно сняла с рукава один цветок и положила его на ладошку.

— Ничего особенного, всего пять лепестков, но разве это не сама гармония? — тихо сказала она и коснулась лепестков губами.

— Нет, она — совершенство! — окончательно решил Фёдор.

— Хотите, Теодор, поклянёмся друг другу, что до самой смерти, когда бы ни пришлось нам увидеть яблони в цвету, мы будем вспоминать друг о друге: я — о вас, вы — обо мне? — вдруг предложила Амалия.

Мать Тютчева была отпрыском знаменитого рода Толстых. Похлопотала где нужно, и Феденьке после окончания Московского университета предложили место в престижном Министерстве иностранных дел и зачислили сверхштатным чиновником в русскую дипломатическую миссию, обосновавшуюся в Мюнхене. Тогда город этот был столицею Королевства Баварии.

Фёдор не был богат, в ту пору, к тому же и не при чинах. Но его обожали все общающиеся с ним за редкий дар слова. Ведь тогда никто не знал ещё, что Тютчев — гениальный поэт. Прежде всего, не знал этого и сам он. Фёдор относился к стихам как к тайному увлечению, никому их не читал и не показывал. Но уже тогда был говоруном неотразимым! Граф Соллогуб как–то заметил, что много на своём веку видел разных рассказчиков, но такого как Тютчев ему встречать больше не доводилось. Остроумные и нежные, язвительные и добрые слова небрежно скатывались с его губ, словно жемчужины. А женщины, известно, любят ушами. Немудрено, что Амалия тут же выделила Фёдора из толп её поклонников. Напропалую танцевала с ним на балах и с ним гуляла по узким улочкам Мюнхена… под тем предлогом, что надо же новому чиновнику русской миссии познакомиться с городом. В один из вечеров Фёдор вернулся домой совершенно потрясённым. Отказался от еды, хотя заботливый Хлопов уже выставил на стол солёные огурчики, кулебяку с мясом, щи, сбереженными горячими в специальной ватной сумке. Но какие щи могли идти на ум Фёдору, если у него вот только сейчас, в её саду, состоялось объяснение? Он и не думал, что решится сказать всё в этот вечер, но она была так ласкова и мила, длинные ресницы так трепетны, румянец так нежен… Короче говоря, предложение было сделано, и о счастье! Оно было благосклонно принято! А в залог будущего супружества между ними произошел обмен шейными цепочками. Фёдор так и уснул, сжимая в кулаке эту драгоценную реликвию.