Роберт Колдер - Уилли [Сомерсет Моэм: Жизнь и творчество]

«Я дважды оказывался рядом с ним в моменты, когда он твердо стоял на своем. Однажды он вернул чек на 25 000 долларов, предложенный ему за создание сценария к звуковому фильму, которые в то время только стали появляться. В другой раз он отказался от контракта в 150 000 долларов на право экранизации одного из своих произведений и согласие написать по нему сценарий. Он был решительно настроен не рисковать и не подвергать опасности плоды своего труда».

Моэм использовал финансовую независимость для того, чтобы самому определять направление своей литературной деятельности. После 1908 года он никогда не позволял приобретенному богатству каким-либо образом мешать его карьере. В течение нескольких десятилетий он был самым высокооплачиваемым писателем и мог бы легко последовать примеру других коллег по перу, например, Макса Бирбома или Э. Фостера, отошедших от литературы в раннем возрасте и с комфортом проживших остальную часть жизни. Надо отдать должное Моэму: после 1908 года он в течение еще 55 лет продолжал писать, изучать философию, религию и природу человека с таким же рвением, как и начинающий писатель. Моэм постоянно утверждал, что деньги для него — это средство для достижения цели. «Деньги, — любил повторять он, — дают человеку как бы шестое чувство, без которого нельзя как следует пользоваться пятью остальными. Не имея достаточных средств, человек лишен возможности реализовать половину своих способностей». Его богатство позволило ему приобрести несколько прекрасных особняков в фешенебельном районе Лондона Мейфэр, роскошную виллу в одном из живописнейших уголков на юге Франции. Оно дало ему возможность украсить их полотнами Пикассо, Гогена, Матисса, Ренуара, Писарро, Утрилло и других крупных живописцев и пополнять свою художественную коллекцию в самых дорогих галереях Парижа, Лондона, Венеции и Флоренции. Он объездил свет как никакой другой писатель — от Стамбула до Ангкор-Вата, от Стокгольма до Таити, — останавливаясь во время путешествий в роскошных отелях Сингапура, Венеции и Лондона. Благодаря богатству он мог помогать родственникам, друзьям, молодым писателям, стремящимся, как когда-то и он, найти свой путь в литературе.

Хотя деньги были для него лишь средством для достижения поставленных целей, они принесли ему нечто большее, чем комфорт и независимость. Если жизнь, как говорил он, это игра в шахматы, то деньги — самая сильная фигура на шахматной доске. Для человека, который в силу свойственной ему застенчивости и заикания был лишен возможности утвердить себя и в то же время горел желанием самоутвердиться и наложить на жизнь и окружение свой отпечаток, богатство — самое эффективное оружие для самозащиты и оказания влияния на ход событий. Финансовая независимость — это идеальное средство для того, кто, оставаясь в стороне, навязывает свою волю, не выставляя при этом свои желания напоказ и не рискуя оказаться в невыгодном положении в результате прямой конфронтации. Именно эту черту подметил в писателе Малколм Маггеридж: «Как и для всех застенчивых одиноких людей, деньги, очевидно, давали ему защиту. Они воздвигали барьер между ним и во многом чуждым и казавшимся враждебным миром. Именно поэтому он стремился обладать ими, сперва упорно и фанатично, а к концу жизни маниакально». Богатство позволило Моэму оградить себя от реального мира путем приобретения нескольких роскошных домов и изолировать себя от других лакеями, слугами, поварами и шоферами. С помощью денег он приобретал себе уединение в каютах первого класса на кораблях и в номерах люкс лучших отелей; он покупал себе время, чтобы всецело предаваться литературе и столь обожаемому им чтению.

Фрэнсис Кинг как-то высказал мнение, что Моэм использовал огромные доходы для прикрытия своей гомосексуальности. Располагай он более скромными средствами, он был бы более уязвим. Огромное состояние прибавляло ему уверенности, позволявшей сводить на нет возможные выпады недругов. «Все это так, но посмотрите, чего я достиг», — мог всегда сказать он им. Деньги позволяли ему вычеркивать людей из своей жизни, откупившись от них или заставив их молчать. Его богатство, как магнит, притягивало к нему многих знаменитостей и в то же время позволяло ему разрывать отношения более безболезненно, чем это было бы возможно, доведись ему оказаться в ином положении.

Моэм считал, что экономическое положение во многом определяет судьбы людей. К этой теме он не раз возвращается в своих произведениях. В предисловии к одному из романов Л. Уилкинсона Моэм указывает на «огромное, порой безжалостное влияние денег на повседневную жизнь человека. Деньги словно нити, с помощью которых циничная судьба управляет своими марионетками». В «Записных книжках» и рассказе «Человек, у которого была совесть» Моэм делает вывод, что почти все преступления и даже во многих случаях убийства совершаются из-за денег. В «Бремени страстей человеческих» медсестра говорит Филипу: «Люди не накладывают на себя руки из-за любви; это всего лишь выдумка писателей. Они кончают с собой потому, что у них не осталось ни пенса».

В «Карусели» мисс Ли подводит итог своим рассуждениям о власти денег: «Бедность — более строгий хозяин, чем все условности общества, вместе взятые».

На протяжении почти всей своей жизни Моэм здраво и реалистично относится к деньгам, но Маггеридж прав, утверждая, что к концу жизни любовь к деньгам приобрела у него маниакальный характер. Их накопление стало уже не самоцелью, а болезненной страстью, позволяющей обеспечить безопасность и величие. Большинство его роковых ошибок в последние годы объяснялись его неспособностью провести границу между деньгами, самовосприятием и основополагающими человеческими понятиями любви и долга.

Когда люди цитируют слова Моэма о том, что «деньги дают человеку как бы шестое чувство, без которого нельзя как следует пользоваться пятью остальными», они редко дополняют их его пояснением: «Единственное, чего нельзя себе позволять, — это тратить больше, чем зарабатываешь». В основном Моэм придерживался этого правила, но в 1908 году кое-кто полагал, что он слишком дорого заплатил за свой успех у публики. После триумфа «Леди Фредерик» многие начали говорить, что Моэм продал свой талант ради успеха в театре.

Моэм сам невольно способствовал несколько предвзятому отношению к нему со стороны интеллигенции, неосторожно обронив как-то в интервью фразу относительно якобы слишком большого количества пустых споров о необходимости создания серьезных драм. «Все эти разговоры о высоких идеалах — не более чем пустая болтовня, — резко провозглашал он свое кредо. — Драматургия и проповедничество представляются мне совершенно разными занятиями; их пути не должны пересекаться. Я не могу понять, почему серьезная пьеса должна рассматриваться как имеющая заведомо большую ценность и важность, чем смешная пьеса, комедия например». Основная задача драматурга, как представлялось в то время Моэму, состоит в том, чтобы забавлять зрителя. Позднее он сожалел о неудачном выборе слов для изложения своей точки зрения. Дискуссионный клуб в Кенсингтоне посвятил целый вечер обсуждению его деградации как драматурга. В августе 1908 года журнал «Современная литература» подбросил еще несколько поленьев в огонь разгоревшегося вокруг него спора, поместив статью под названием «Трагедия успеха Моэма как драматурга». «Некоторое время тому назад, — напоминал читателям журнал, — драматург предлагал руководителям театров и публике содержательные и прекрасно написанные пьесы, но те неизменно отклоняли их. Теперь, когда он пишет просто забавные поделки, театральный Лондон находится у его ног. Отдаваемое ими предпочтение подобного рода суррогатам представляет собой трагедию», которая, как тонко подметил журнал, является трагедией не только драматурга, но и лондонских театров.