Роберт Колдер - Уилли [Сомерсет Моэм: Жизнь и творчество]

Образ Моэма как привлекательного завсегдатая вечеринок так не вяжется с его устоявшейся репутацией угрюмого брюзги. Тем не менее это находит подтверждение в мемуарах нескольких знаменитых актрис, которым доводилось играть в его пьесах. В 1906 году Мэри Лор, которой в 1906 году исполнилось 16 лет и которую на ее первый танец в жизни пригласил 32-летний Моэм, позднее вспоминала: «Он мне очень нравился, и нам обоим часто бывало весело». С ней соглашалась Ирэн Банбург: «Он был очень приятный партнер на танцах: я помню, как однажды поздно ночью мы танцевали с ним на сцене „Ковент-Гарден“ на каком-то благотворительном балу». В памяти американской актрисы Билли Бурк, с которой Моэм познакомился в 1910 году, он остался как «скорее элегантный парижанин, нежели одевающийся на Бонд-стрит англичанин: он всегда носил смокинг и брюки в полоску, сшитое по последней моде пальто, элегантные перчатки, стэк, прекрасные модельные туфли, шляпу-цилиндр серого цвета с широкой черной лентой; его усы всегда были аккуратно пострижены. Его облик дополняли проницательные карие глаза».

Финансовый успех, пришедший к Моэму в 1908 году и сопутствовавший ему в последующие годы, открыл ему двери почти во все дома. Если в 1908 году он вместе с Уолтером Пейном снимал квартирку неподалеку от Беркли-сквер, то три года спустя, когда он сделал себе имя, он купил за 8000 фунтов дом на Честерфилд-стрит, построенный еще в 1734 году. С приобретением его он имел возможность работать уединившись и принимать гостей в любое время. Хью Уолпол вспоминал, что новая обитель Моэма стала для многих самым гостеприимным домом в Лондоне: «Здесь всегда было место шутке и мы чувствовали себя в нем как дома». Первый этаж, который был идеально приспособлен для приема гостей, разительно отличался от изолированного кабинета, расположенного на самом верху, где работал Моэм. «Верхний этаж, — писал Уолпол, — спустя столько лет продолжает оставаться идеальным рабочим кабинетом». В этом доме Моэму, очевидно, удалось впервые соединить в себе радушного хозяина и художника.

Вскоре после перестройки дома на Честерфилд-стрит и переезда в него Моэм направил приглашение Чарлзу Фроману, которому он во многом был обязан успехом своих пьес на сцене. В приглашении говорилось: «Я хотел бы, чтобы Вы пришли и взглянули на дом, который построил для меня Фроман». Американский продюсер был одним из самых влиятельных фигур в театральном мире того времени. Слава пришла к нему после постановки ряда выдающихся пьес, в которых были заняты крупные актеры. Одновременно он являлся владельцем огромной недвижимости в Америке и Англии. Его сотрудничество с Моэмом началось в 1908 году, когда он поставил «Леди Фредерик» в Нью-Йорке с Этель Барримор в главной роли, и в том же году совместно с Артуром Чаддли осуществил постановку «Миссис До» в Лондоне. В общей сложности Фроман поставил шесть пьес Моэма у себя в стране и на родине драматурга. Седьмого мая 1915 года Фроман погиб, когда «Лузитания» была потоплена немецкой субмариной. Моэм потерял не только друга, но и энергичного и расчетливого продюсера.

Сотрудничество с Фроманом и восторженный прием, оказанный пьесам Моэма в Нью-Йорке, поставили вопрос о неизбежной поездке драматурга в Америку. Он намеревался отправиться туда в 1908 году, но обстоятельства помешали ему осуществить эти планы. В ноябре 1910 года он в первый, но далеко не в последний раз пересек Атлантику. В Нью-Йорке он присутствовал на постановках своих пьес, интересовался работами других драматургов и посетил библиотеку Пирпонта Моргана, где с трепетом в руках держал рукопись «Эндимиона» Китса.

Он провел неделю в Бостоне, претенциозная атмосфера которого показалась ему несколько искусственной. Перед возвращением в Нью-Йорк Моэм заехал в Вашингтон, чтобы повидаться со своими дальними родственниками Ральфом Моэмом и его сыном Джоном. В Нью-Йорке он бывал в гостях у Мэри Кэдуолдер Джоунс, в доме которой на 11-й улице устраивались оживленные литературные вечера. По-видимому, именно здесь он познакомился и близко сошелся с двадцатичетырехлетним драматургом Эдвардом Шелдоном. Их сблизила любовь к театру и схожие темпераменты. В течение многих лет, бывая в Америке, Моэм останавливался у Шелдона в его квартире на Грамери-парк. Поставленные на Бродвее пьесы Шелдона «Салвейшн Нелл», «Ниггер» и «Любовный роман» принесли ему большую известность. К сожалению, его жизнь окончилась трагически: прогрессирующая болезнь парализовала его, он потерял речь, ослеп, оглох и в 1946 году скончался.

Вскоре Моэм был вынужден прервать свою поездку по Америке, потому что должен был присутствовать на репетициях одной из последних пьес раннего периода. Премьера состоялась 24 февраля 1911 года в театре «Дюк оф Йорк». Несмотря на прекрасный состав актеров, публика чувствовала себя неловко при виде священника, выставленного в гротескном виде. Пьеса выдержала всего 58 представлений.

Уже во время репетиций Моэм решил на время прекратить писание пьес. Он приобрел репутацию известного драматурга, обеспечил себя в финансовом отношении и перед ним открылись двери домов представителей высших слоев общества. Теперь, когда ему не нужно было утруждать себя мыслями о каждодневных заботах, у него появилось время для более внимательного исследования раннего периода своей жизни, нанесенных ему в те годы душевных травм, о которых он тщетно пытался забыть. Он начинает острее ощущать неотступно преследовавшие его воспоминания о годах детства и юношества.

«Я утвердил себя как известный драматург, когда нахлынувшие на меня воспоминания о моей прежней жизни всецело овладели мной. Потеря матери, а затем и семьи, мучительные первые годы пребывания в школе, к которой из-за проведенного во Франции детства я совсем не был подготовлен и пребывание в которой было усугублено моим заиканием, прелесть безмятежных, волнующих, хотя и похожих один на другой дней, проведенных в Гейдельберге, где я впервые окунулся в интеллектуальную среду, скучная работа в течение нескольких лет в больнице и очарование Лондона — все эти впечатления стали так настойчиво посещать меня во сне, во время прогулок, на репетициях, на приемах, что превратились в непосильное бремя. Я понял, что смогу освободиться от них и обрести в душе покой только тогда, когда перенесу эти воспоминания на бумагу».

Идея создания автобиографического романа, который помог бы ему залечить раны, нанесенные прошлым, была подсказана Моэму Эдвардом Шелдоном во время визита писателя в Америку. Новый американский друг Моэма предложил писателю создать произведение, которое, освободив его от гнета прошлого, помогло бы ему преодолеть чувство неполноценности, вызванное его заиканием.