Роберт Колдер - Уилли [Сомерсет Моэм: Жизнь и творчество]

В условиях ежеминутно подстерегающей опасности и тягот военной жизни лучшие качества Хэкстона проявились во всем своем блеске. Моэм глубоко увлекся молодым человеком, который, по мнению многих, стал «самой сильной любовью в его жизни». По словам Алана Серла, это увлечение в первый период носило характер безрассудной страсти. Джордж Рейнольдс называл его «безоглядным романом».

Моэм как-то писал, что трагедия его жизни состояла в том, что он никогда не испытывал любви к любившим его людям. Большинство его любовных романов по разным причинам не приносили ему удовлетворения. В обстановке военной вседозволенности он, возможно, впервые в жизни испытал страстную и действительно взаимную любовь.

Связь с Хэкстоном окончательно развеяла у Моэма остававшиеся у него сомнения в том, что он законченный гомосексуалист. Он, должно быть, признался самому себе, что такой характер отношений отвечает его самым глубоким желаниям. Фредерик Рафаэль был совершенно прав, когда сделал вывод, что «по крайней мере, в сексуальном отношении после встречи с Хэкстоном „старина“ определился окончательно». Начиная с того момента, Моэм остался неизменен в выборе гомосексуальной ориентации, хотя и будет продолжать носить маску гетеросексуала.

Беременность Сири, тем не менее, продолжала связывать с ней писателя. Он не собирался отказываться от обещания помощи и поэтому, когда в январе 1915 года она написала ему, что не может больше оставаться в Лондоне, он взял отпуск и вернулся в Англию. Он встретил Сири в Дувре, и они отправились в Рим, где она могла бы тайно родить ребенка. Она ожидала его в мае.

Почти три месяца Моэм и Сири жили затворниками в Риме. В это время писатель приступил к работе над новой сатирической пьесой «Наши благоверные». Сири в деталях поведала Моэму свою любовную историю с Гордоном Селфриджем, который стал прототипом одного из действующих лиц пьесы — богатого и вульгарного Артура Фенвина. Пьеса представляла собой сатиру на осевших в Лондоне американцев, особенно богатых женщин, которые отправлялись в Англию в поисках мужа и аристократического титула. Используя свои тонкие и глубокие наблюдения за людьми, Моэм создает саркастические портреты выскочек.

Писатель завершил работу над пьесой в апреле и отпечатал рукопись во время посещения Капри в мае. Чарлз Фроман погиб на «Луизитании» в начале мая, но его партнер Эл Хейман планировал осуществить постановку новой пьесы в театре «Дюк оф Йорк» осенью. Однако от постановки пришлось отказаться. Министерство иностранных дел, всегда болезненно реагирующее на пренебрежительное отношение драматурга к военным, высказало беспокойство в связи с возможной антиамериканской направленностью пьесы. Поскольку США, не вступив еще официально в войну, являлись, тем не менее, важным союзником, английские власти стремились избежать любого шага, который мог бы вызвать у американской общественности антипатию к англичанам. Поэтому МИД Великобритании счел пьесу нежелательной и ее постановка в Англии была осуществлена лишь в 1923 году.

Когда «Наши благоверные» была наконец поставлена в театре «Глобус», все 548 представлений прошли с поразительным успехом. Поскольку ходили слухи, что в пьесе в карикатурной форме изображены хорошо знакомые представители лондонского общества, в отпечатанной программе содержалось опровержение, в котором автор заверял зрителей, что все действующие в пьесе лица являются вымышленными.

По мере приближения родов в Рим приехала мать Сири. По словам Моэма, Сири ранее перенесла операцию, которая не позволяла ей родить ребенка естественным путем; поэтому, когда у нее начались схватки, она была доставлена в клинику «Ройял» на улице Лангизи, где 6 мая ей было сделано кесарево сечение и на свет появилась их дочь Элизабет Мэри, которую впоследствии все стали называть Лиза — в память о героине первого опубликованного романа отца. Спустя несколько дней Сири было сообщено, что она уже никогда больше не сможет иметь детей.

Как только Сири поправилась, Моэм уехал с ней на Капри. После нескольких недель пребывания на острове они в начале июня вместе возвратились в Англию: Моэм — к себе на квартиру, Сири — в отель на улице Керзон.

Еще ранее муж Сири, Генри Уэлкам, нанял двух детективов следить за женой и ее любовником, о чем последние, естественно, не подозревали. Полученная мужем Сири информация позволила ему начать бракоразводный процесс. Моэм был в ужасе оттого, что его имя всплывет в качестве одного из виновников, но, как он понимал, оспаривать обвинение не имело смысла.

Моэм узнал, что ранее, при разъезде Сири с мужем, Уэлкам согласился выплачивать ей не 5000 фунтов в год, как она утверждала, а 2400 фунтов; причем по соглашению о раздельном проживании ее права строго ограничивались. Теперь Уэлкам предложил ей 1000 фунтов стерлингов, если Моэм не женится на ней. К этому времени у Сири образовались большие долги и ей пришлось бы нелегко, учитывая резко сократившийся объем алиментов. Сэр Джордж Льюис, один из опытнейших адвокатов по бракоразводным делам, которого Моэм нанял вести дело, предложил Моэму покрыть долги Сири, равнявшиеся 20 000 фунтам стерлингов, и тем самым обеспечить себе достойный выход из этой затруднительной ситуации.

Но Моэм жил в то время, когда считалось, что виновник развода обязан был жениться на женщине, которую он поставил в «неловкое» положение. Моэм всегда остро реагировал на то, как он будет выглядеть в глазах лондонского общества. Кроме того, существовала еще одна, более глубокая причина, повлиявшая на его решение. Когда Льюис спросил его, хочет ли он жениться на Сири, Моэм ответил: «Нет! Но если я не женюсь, я всю жизнь буду сожалеть об этом». По его словам, он не сказал адвокату, что подлинной причиной была дочь: Моэм не мог вынести мысли о том, каким будет ее будущее, если он не женится на Сири.

Это беспокойство за судьбу ребенка как ничто другое говорит о нем как о человеке. Его несчастливое детство вызывало в нем сострадание к одиноким детям и сиротам. Вполне вероятно, что он не хотел, чтобы еще один ребенок пережил то, что довелось пережить ему. Возможные материальные трудности, которые дочь могла бы иметь при склонной к транжирству матери, очевидно, также повлияли на сделанный им шаг.

В мемуарах «Оглядываясь назад» Моэм признается, что он очень не хотел упоминания имени дочери в суде, чтобы не ставить Сири в унизительное положение. Адвокаты Уэлкама пошли ему в этом вопросе навстречу. Они располагали доказательствами, полученными от врача и медсестер римской клиники; но на суде эти сведения не были оглашены. Во время слушания дела 14 февраля 1916 года приводились лишь доказательства супружеской неверности в различных местах проживания в Риме и в отеле «Касл» в Виндзоре в июле и сентябре 1915 года.