Михаил Лев - Длинные тени

— О боже, — глубоко вздыхает Лея. — Разбередила старую рану. Значит, пришлось и вам хлебнуть лиха. Где взять силы это перенести? Весь мир опоясан колючей проволокой.

— Это вы хватили через край. Весь мир никогда не был в руках Гитлера. Красная Армия дерется изо всех сил, и воюет она также и за нас. И Гитлера она одолеет. Но нам самим надо рук не опускать. Не качайте головой. Я сейчас объясню, что имею в виду, и вы меня поймете.

Фейгеле и Берек подходят к Люке. Она разговаривает с тем отчаянно смелым человеком, который отважился бросить вызов Френцелю и остался в живых. Вот какие люди бывают! Даже не верится. Берек подошел поближе к Печерскому и смотрит на него во все глаза.

Волосы у Берека взъерошены, в руках он мнет свой старый картуз. Так хочется заговорить с Печерским, но он никак не решится… Из женского барака Берек выходит преисполненный надежды, взбодренный, словно все опасности миновали. Надо непременно передать Куриэлу слова Сашка: «О себе нам надо думать самим». Видно, Сашко и его товарищи что-то затевают, но что именно? Кто станет рассказывать об этом ему, Береку?

Борух все больше завоевывал доверие Печерского и чувствовал это. Выбрав удобный момент, он однажды завел с Печерским такой разговор:

— Давайте играть в открытую. Я знаю, что вы, советские, не станете сидеть сложа руки. Но я и в мыслях не допускаю, что вы собираетесь вырваться отсюда, а нас всех оставить на погибель.

— Откуда вы взяли, что мы собираемся бежать? — поднял брови Александр. — Это опрометчиво сказано. Вы хоть раз пытались бежать?

— Пытался.

Печерский такого ответа не ожидал. Он, конечно, замечал, что Борух живо реагирует на все, что происходит в лагере, но чтобы… Александр посмотрел на Боруха так, будто видел его впервые. Роста тот ниже среднего, но силенок, наверно, когда-то было не занимать. Кулаки у него всегда сжаты. Глаза — острые, колючие. Как-то Лейтман сказал: «Саша, Борух, должно быть, сильный человек, мне он нравится». Шлойме прав.

— Борух, я сам лишних слов не люблю, но у нас с вами разговор очень серьезный. Мне нужно подробно знать, когда и где это было.

— Я бежал из лагеря в Люблине, где содержались евреи-военнопленные. Немцы решили отделить их от поляков. Такие «юденлагеря» были в Бялаподляске, Канской Воле, Парчеве, Любартуве — в местечках вокруг Люблина. Это было в начале 1940 года. Нас, свыше трех тысяч военнопленных, гнали в Люблин. Сотни людей по дороге убили, многие погибли от голода и страданий.

— В Люблинском лагере вы тоже были портным?

— Это здесь я стал портным. Сам я кузнец. Из Люблина немцы погнали нас на строительство лагеря смерти в Майданеке.

— Так вы бежали из Майданека?

— Нет. Вышло так, что меня отослали назад в Люблин. Там я участвовал в восстании.

— В восстании?

— Да, Сашко, в восстании. Из польского подполья удалось получить полицейское обмундирование, и ночью без единого выстрела около сотни узников (точную цифру затрудняюсь назвать) сумели уйти из лагеря. Когда немцы спохватились, они собрали нас, тысячи полторы военнопленных, на аппельплац и объявили, что все мы будем строго наказаны за то, что не донесли о готовящемся побеге. Что означает «строго наказаны» — объяснять никому не надо было. Нас построили в колонну и вывели из лагеря. И тут узники набросились на охрану. Это был настоящий бой, и примерно человек семьсот спаслись и разбрелись по лесам. Две недели я был на свободе. Однажды в каком-то селе я решил зайти в крестьянскую хату, чтобы попросить хлеба. Не успел я переступить порог, как на меня набросились и заломили руки.

— Вы уже больше года в Собиборе, здесь никто не пытался предпринять что-нибудь?

— Пытались, и не раз. Но неудачно, авось на сей раз удастся. Вам, Сашко, я доверяю и поэтому скажу: мы…

Александр схватил Боруха за руку.

— В лагере есть подпольный комитет?

— Нет, но действует группа. Она и поручила мне связаться с вами. Нам нужен такой командир, как вы.

— Кто в эту группу входит?

— Мастер портняжной мастерской Юзеф, сапожник Якуб, Янек из столярной, я и Леон Фельдгендлер. Он сын знаменитого Жолкиевского раввина, да и сам умница и на редкость бесстрашный человек. Это он предложил, чтобы вы возглавили наш комитет.

— Знаете ли вы расположение минных полей вокруг лагеря?

— Знаю. Я сам копал ямки для мин. Минные поля расположены в шахматном порядке и занимают примерно пятнадцать метров в ширину.

— Ширина минного поля, говорите, пятнадцать метров, проволочные заграждения — около четырех метров, значит, девятнадцать. От столярной мастерской до заграждений двенадцать метров, а всего, таким образом, тридцать один метр. Будем считать тридцать пять. Столько займет проход, чтобы выбраться за территорию лагеря. Лаз шириной три четверти метра и примерно такой же глубины придется прорыть…

— Я вас перебью. Сперва скажите мне, сколько времени потребуется на то, чтобы проделать всю эту работу, куда вы денете выкопанную землю и как скоро смогут шестьсот еле живых калек на четвереньках друг за другом пробраться по лазу да еще успеть уйти подальше от лагеря?

— Рыть придется около двух недель. Землю, думаю, будем ссыпать под пол столярной мастерской, а пробраться люди смогут за несколько часов.

— Верится с трудом.

— Почему?

— Не думаете же вы, что у всех немцев бельма на глазах, а уши заткнуты ватой. — Борух поправил на голове картуз, козырек мешал ему заглянуть собеседнику в глаза. — Другого плана у вас нет?

— Для другого потребуется сотня острых топоров и ножей и, само собой, люди, которые могли бы ими орудовать.

— Вот это разговор по мне. Будут. И топоры, и ножи, и люди будут.

— Ладно. Что это за разрушенное двухэтажное здание по ту сторону лагеря? Как вы думаете, не скрытый ли это сторожевой пост?

— Думаю, что нет. Когда-то там была мельница.

— Борух, вам не кажется, что немцы не так уж доверяют охранникам?

— Это верно. Патронов им выдают всего лишь по пять штук и только перед тем, как заступать на пост. Патроны немцы хранят в помещении, где размещается коммутатор, недалеко от центральных ворот. Там выставляется охрана из немцев. Если надо еще что-нибудь узнать — скажите, и мы все сделаем.

— Установите наблюдение за мельницей: заходит ли туда кто-нибудь. Удобнее всего наблюдать из столярной мастерской. Узнайте также, когда сменяется охрана и всегда ли в одно и то же время. Давайте условимся: встречаться с вами и с Фельдгендлером будем в женском бараке, у Люки. То, что она не знает русского, даже лучше.

Однажды, когда прибыл новый эшелон, на станции произошла какая-то заминка, и все немцы отправились туда. Из охраны на своих постах оставались лишь пять солдат. Большая часть узников в это время находилась в Северном лагере. Печерский, Цибульский и еще несколько человек ремонтировали свой барак. Цибульский стал уговаривать: