Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Эта фраза выскочила у Акульшина какъ-то самотекомъ — чувствовалось, что онъ обо всемъ этомъ уже много, много думалъ. Акульшинъ передернулъ плечами и дѣланно усмѣхнулся, искоса глядя на меня: вотъ такъ люди и пропадаютъ, думаетъ про себя, думаетъ, да потомъ возьметъ и ляпнетъ. Я постарался успокоить Акульшина: я вообще не ляпаю ни за себя, ни за другихъ... "Ну, дай-то Богъ... Сейчасъ такое время, что и передъ отцомъ роднымъ лучше не ляпать... Но ужъ разъ сказано, чего тутъ скрывать: семья-то моя, должно, въ тайгу подалась, такъ мнѣ тутъ сидѣть нѣтъ никакого расчету".

— А какъ же вы семью-то въ тайгѣ найдете? "Ужъ найду, есть такой способъ, договорившись уже были". "А какъ съ побѣгомъ, съ деньгами и ѣдой на дорогу?" "Да намъ что, мы сами лѣсные, уральскіе, тамъ — лѣсомъ, тамъ — къ поѣзду подцѣплюсь". "А деньги и ѣду?"

Акульшинъ усмѣхнулся: руки есть. Я посмотрѣлъ на его руки. Акульшинъ сжалъ ихъ въ кулакъ, кулакъ вздулся желваками мускуловъ. Я сказалъ: это не такъ просто.

— А что тутъ мудренаго? Мало-ли какой сволочи съ наганами и портфелями ѣздитъ. Взялъ за глотку и кончено...

...Въ числѣ моихъ весьма многочисленныхъ и весьма разнообразныхъ подсовѣтскихъ профессій была и такая: преподаватель бокса и джіу-джитсу. По нѣкоторымъ весьма нужнымъ мнѣ основаніямъ я продумывалъ комбинацію изъ обѣихъ этихъ системъ, а по минованіи этихъ обстоятельствъ, часть продуманнаго использовалъ для "извлеченія прибыли": преподавалъ на курсахъ команднаго состава, милиціи и выпустилъ книгу. Книга была немедленно конфискована ГПУ, пришли даже ко мнѣ, не очень чтобы съ обыскомъ, но весьма настойчиво — давайте-ка всѣ авторскіе экземпляры. Я отдалъ почти всѣ. Одинъ, прошедшій весьма путаный путь, — сейчасъ у меня на рукахъ. Акульшинъ не зналъ, что десять тысячъ экземпляровъ моего злополучнаго руководства было использовано для ГПУ и Динамо и, слѣдовательно, не зналъ, что съ хваткой за горло дѣло можетъ обстоять не такъ просто, какъ это ему кажется...

— Ничего тутъ мудренаго нѣтъ, — нѣсколько беззаботно повторилъ Акульшинъ.

— А вотъ вы попробуйте, а я покажу, что изъ этого выйдетъ.

Акульшинъ попробовалъ: ничего не вышло. Черезъ полсекунды Акульшинъ лежалъ на снѣгу въ положеніи полной безпомощности. Слѣдующій часъ нашего трудового дня былъ посвященъ разучиванію нѣкоторыхъ элементовъ благороднаго искусства безшумной ликвидаціи ближняго своего — въ варіантахъ, не попавшихъ даже и въ мое пресловутое руководство. Черезъ часъ я выбился изъ силъ окончательно. Акульшинъ былъ еще свѣжъ.

— Да, вотъ что значитъ образованіе, — довольно неожиданно заключилъ онъ.

— При чемъ тутъ образованіе?

— Да такъ. Вотъ сила у меня есть, а умѣть не умѣю. Вообще, если народъ безъ образованныхъ людей, — все равно, какъ если бы армія — въ одномъ мѣстѣ все ротные, да безъ ротъ, а въ другомъ — солдаты, да безъ ротныхъ. Ну, и бьетъ, кто хочетъ... Наши товарищи это ловко удумали... Образованные, они сидятъ вродѣ какъ безъ рукъ и безъ ногъ, а мы сидимъ вродѣ какъ безъ головы... Вотъ оно такъ и выходитъ... — Акульшинъ подумалъ и вѣско добавилъ: — Организаціи нѣту!

— Что имѣемъ — не хранимъ, потерявши — плачемъ, — съиронизировалъ я.

Акульшинъ сдѣлалъ видъ, что не слыхалъ моего замѣчанія.

— Теперь, возьмите вы нашего брата, крестьянство. Ну, конечно, съ революціей — это все горожане завели, да и теперь намъ безъ города ничего не сдѣлать. Народу-то насъ сколько: одними топорами справились бы, да вотъ — организаціи нѣту... Сколько у насъ на Уралѣ возстаній было — да все вразбродъ, въ одиночку. Одни воюютъ, другіе ничего не знаютъ: сидятъ и ждутъ. Потомъ этихъ подавили — тѣ подымаются. Такъ вотъ все сколько ужъ лѣтъ идетъ — и толку никакого нѣтъ. Безъ командировъ живемъ. Разбрелся народъ, кто куда. Пропасть, оно, конечно, не пропадемъ, а дѣло выходитъ невеселое.

Я посмотрѣлъ на квадратныя плечи Акульшина и на его крѣпкую, упрямую челюсть и внутренне согласился: такой, дѣйствительно, не пропадетъ — но такихъ не очень-то и много. Біографію Акульшина легко можно было возстановить изъ скудной и отрывочной информаціи давешняго разговора: всю свою жизнь работалъ мужикъ, какъ машина, — приблизительно такъ же, какъ вчера онъ работалъ ломомъ. И, работая, толково работая, не могъ не становиться "кулакомъ" — это, вѣроятно, выходило и помимо его воли... Попалъ въ "классовые враги" и сидитъ въ лагерѣ. Но Акульшинъ выкрутится и въ лагерѣ: изъ хорошаго дуба сдѣланъ человѣкъ... Вспомнились кулаки, которыхъ я въ свое время видалъ подъ Архангельскомъ, въ Сванетіи и у Памира — высланные, сосланные, а то и просто бѣжавшіе куда глаза глядятъ. Въ Архангельскъ они прибывали буквально въ чемъ стояли: ихъ выгружали толпами изъ ГПУ-скихъ эшелоновъ и отпускали на всѣ четыре стороны. Дѣти и старики вымирали быстро, взрослые желѣзной хваткой цѣплялись за жизнь и за работу... и потомъ черезъ годъ-два какими-то неисповѣдимыми путями опять вылѣзали въ кулаки: кто по извозной части, кто по рыбопромышленной, кто сколачивалъ лѣсорубочныя артели; смотришь — опять сапоги бутылками, борода лопатой... до очередного раскулачиванія... Въ Киргизіи, далеко за Иссыкъ-Кулемъ, "кулаки", сосланные на земли ужъ окончательно "неудобоусвояемыя", занимаются какими-то весьма путанными промыслами, вродѣ добычи свинца изъ таинственныхъ горныхъ рудъ, ловлей и копченіемъ форели, пойманной въ горныхъ рѣчкахъ, какой-то самодѣльной охотой — то силками, то какими-то допотопными мултуками, живутъ въ неописуемыхъ шалашахъ и мирно уживаются даже и съ басмачами. Въ Сванетіи они дѣйствуютъ организованнѣе: сколотили артели по добычѣ экспортныхъ и очень дорогихъ древесныхъ породъ — вродѣ сампита — торгуютъ съ совѣтской властью "въ порядкѣ товарообмѣна", имѣютъ свои пулеметныя команды. Совѣтская власть сампитъ принимаетъ, товары сдаетъ, но въ горы предпочитаетъ не соваться и дѣлаетъ видъ, что все обстоитъ въ порядкѣ. Это — то, что я самъ видалъ. Мои пріятели — участники многочисленныхъ географическихъ, геологическихъ ботаническихъ и прочихъ экспедицій — разсказывали вещи, еще болѣе интересныя. Экспедицій этихъ сейчасъ расплодилось невѣроятное количество. Для ихъ участниковъ — это способъ отдохнуть отъ совѣтской жизни. Для правительства — это глубокая развѣдка въ дебри страны, это подсчетъ скрытыхъ рессурсовъ, на которыхъ будетъ расти будущее хозяйство страны. Рессурсы эти огромны. Мнѣ разсказывали о цѣлыхъ деревняхъ, скрытыхъ въ тайгѣ и окруженныхъ сторожевыми пунктами. Пункты сигнализируютъ о приближеніи вооруженныхъ отрядовъ — и село уходитъ въ тайгу. Вооруженный отрядъ находитъ пустыя избы и рѣдко выбирается оттуда живьемъ. Въ деревняхъ есть американскіе граммофоны, японскія винтовки и японская мануфактура.