Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

"Jonny, wenn du Geburtstag hast."

Батюшковъ аккомпанировалъ на гитарѣ. При моемъ входѣ Батюшковъ прервалъ свой аккомпаниментъ и, неистово бряцая струнами, заоралъ выученную у Юры же англійскую пѣсенку.

"Oh my, what a rotten song".

Закончивъ бравурный куплетъ, Батюшковъ всталъ и обнялъ меня за плечи.

— Эхъ, люблю я тебя, Ванюша, хорошій ты, сукинъ сынъ, человѣкъ. Давай-ка братъ дербалызнемъ.

— Да, — сказалъ начальникъ оперативной части тономъ, полнымъ глубочайшаго убѣжденія, — дербалызнуть нужно обязательно.

Дербалызнули.

Бѣлая ночь, часа этакъ въ три, освѣтила такую картину:

По пустыннымъ улицамъ Медгоры шествовалъ начальникъ оперативной части медгорскаго отдѣленія ББК ОГПУ, тщательно поддерживаемый съ двухъ сторонъ двумя заключенными: съ одной стороны-Солоневичемъ Юріемъ, находившемся въ абсолютно трезвомъ видѣ, и съ другой стороны — Солоневичемъ Иваномъ, въ абсолютно трезвомъ видѣ не находившемся. Мимохожіе патрули оперативной части ГПУ ухмылялись умильно и дружественно.

Такого типа "дѣйства" совершались въ Динамо еженощно, съ неукоснительной правильностью, и, какъ выяснилось, Батюшковъ въ своихъ предсказаніяхъ о моей грядущей динамовской жизни оказался совершенно правъ. Технически же все это объяснялось такъ:

Коммунистъ или не коммунистъ — а выпить-то хочется. Выпивать въ одиночку — тоска. Выпивать съ коммунистами — рискованно. Коммунистъ коммунисту, если и не всегда волкъ, то ужъ конкурентъ во всякомъ случаѣ. Выпьешь, ляпнешь что-нибудь не вполнѣ "генерально-линейное" и потомъ смотришь — подвохъ, и потомъ смотришь, на какой-нибудь чисткѣ — ехидный вопросецъ: "а не помните ли вы, товарищъ, какъ..." ну и т.д. Батюшковъ же никакому чекисту ни съ какой стороны не конкурентъ. Куда дѣваться, чтобы выпить, какъ не къ Батюшкову? У Батюшкова же денегъ явственно нѣтъ. Поэтому — вотъ приходитъ начальникъ оперативной части и изъ дѣлового своего портфеля начинаетъ извлекать бутылку за бутылкой. Когда бутылки извлечены — начинается разговоръ о закускѣ. Отрывается нѣсколько талоновъ изъ обѣденной книжки въ чекисткую столовую и приносится ѣда такого типа: свинина, жареная тетерка, бѣломорская семга и такъ далѣе — нѣсколько вкуснѣе даже и ИТРовскаго меню. Всѣмъ присутствующимъ пить полагалось обязательно.

Юра отъ этой повинности уклонился, ссылаясь на то, что послѣ одной рюмки онъ пѣть больше не можетъ. А у Юры былъ основательный запасъ пѣсенокъ Вертинскаго, берлинскихъ шлагеровъ и прочаго въ этомъ же родѣ. Все это было абсолютно ново, душещипательно, и сидѣлъ за столомъ какой-нибудь Подмоклый, который на своемъ вѣку убилъ больше людей, чѣмъ добрый охотникъ зайцевъ, и проливалъ слезу въ стопку съ недопитой водкой...

Все это вмѣстѣ взятое особо элегантнаго вида не имѣло. Я вовсе не собираюсь утверждать, что къ выпивкѣ и закускѣ — даже и въ такой компаніи — меня влекли только дѣловые мотивы, но, во всякомъ случаѣ, за мѣсяцъ этакихъ мѣропріятій Юра разузналъ приблизительно все, что намъ было нужно: о собакахъ ищейкахъ, о секретахъ, сидѣвшихъ по ямамъ, и о патруляхъ, обходящихъ дороги и тропинки, о карельскихъ мужикахъ — здѣсь, въ районѣ лагеря, этихъ мужиковъ оставляли только "особо-провѣренныхъ" и имъ за каждаго пойманнаго или выданнаго бѣглеца давали по кулю муки. Долженъ, впрочемъ, сказать, что, расписывая о мощи своей организаціи и о томъ, что изъ лагеря "не то что человѣкъ, а и крыса не убѣжитъ", оперативники врали сильно... Однако, общую схему охраны лагеря мы кое-какъ выяснили.

Съ этими пьянками въ Динамо были связаны и наши проекты добыть оружіе для побѣга... Изъ этихъ проектовъ такъ ничего и не вышло. И однажды, когда мы вдвоемъ возвращались подъ утро "домой", въ свой баракъ, Юра сказалъ мнѣ:

— Знаешь, Ва, когда мы, наконецъ, попадемъ въ лѣсъ, по дорогѣ къ границѣ нужно будетъ устроить какой-нибудь обрядъ омовенія что ли... отмыться отъ всего этого...

Такой "обрядъ" Юра впослѣдствіи и съимпровизировалъ. А пока что въ Динамо ходить перестали. Предлогъ былъ найденъ болѣе, чѣмъ удовлетворительный: приближается-де лагерная спартакіада (о спартакіадѣ рѣчь будетъ дальше) и надо тренироваться къ выступленію. И, кромѣ того, побѣгъ приближался, нервы сдавали все больше и больше, и за свою выдержку я уже не ручался. Пьяные разговоры оперативниковъ и прочихъ, ихъ бахвальство силой своей всеподавляющей организаціи, ихъ цинизмъ, съ котораго въ пьяномъ видѣ сбрасывались рѣшительно всякіе покровы идеи, и оставалась голая психологія всемогущей шайки платныхъ профессіональныхъ убійцъ, вызывали припадки ненависти, которая слѣпила мозгъ... Но семь лѣтъ готовиться къ побѣгу и за мѣсяцъ до него быть разстрѣляннымъ за изломанныя кости какого-нибудь дегенерата, на мѣсто котораго другихъ дегенератовъ найдется сколько угодно, было бы слишкомъ глупо... Съ динамовской аристократіей мы постепенно прервали всякія связи...

Въ зданіи культурно-воспитательнаго отдѣла двѣ огромныхъ комнаты были заняты редакціей лагерной газеты "Перековка". Газета выходила три раза въ недѣлю и состояла изъ двухъ страницъ, формата меньше половины полосы парижскихъ эмигрантскихъ газетъ. Постоянный штатъ редакціоннаго штаба состоялъ изъ шестнадцати полуграмотныхъ лоботрясовъ, хотя со всей этой работой совершенно свободно могъ справиться одинъ человѣкъ. При появленіи въ редакціи посторонняго человѣка всѣ эти лоботрясы немедленно принимали священнодѣйственный видъ, точно такъ же, какъ это дѣлается и въ вольныхъ совѣтскихъ редакціяхъ, и встрѣчали гостя оффиціально-недружелюбными взглядами. Въ редакцію принимались люди, особо провѣренные и особо заслуженные, исключительно изъ заключенныхъ; пользовались они самыми широкими привиллегіями и возможностями самаго широкаго шантажа и въ свою среду предпочитали никакихъ конкурентовъ не пускать. Въ тѣ дни, когда подпорожскій Марковичъ пытался устроить меня или брата въ совсѣмъ уже захудалой редакціи своей подпорожской шпаргалки, онъ завелъ на эту тему разговоръ съ пріѣхавшимъ изъ Медгоры "инструкторомъ" центральнаго изданія "Перековки", нѣкіимъ Смирновымъ. Несмотря на лагерь, Смирновъ былъ одѣтъ и выбритъ такъ, какъ одѣваются и бреются совѣтскіе журналисты и кинорежиссеры: краги, бриджи, пестрая "апашка", бритые усы и подбородокъ, и подъ подбородкомъ этакая американская бороденка. Круглые черные очки давали послѣдній культурный бликъ импозантной фигурѣ "инструктора". Къ предложенію Марковича онъ отнесся съ холоднымъ высокомѣріемъ.

— Намъ роли не играетъ, гдѣ онъ тамъ на волѣ работалъ. А съ такими статьями мы его въ редакцію пущать не можемъ.

Я не удержался и спросилъ Смирнова, гдѣ это онъ на волѣ учился русскому языку — для журналиста русскій языкъ не совсѣмъ ужъ безполезенъ... Отъ крагъ, апашки и очковъ Смирнова излились потоки презрѣнія и холода.