Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

— Такъ вотъ, намъ нужно торопиться ухлопать Сталина, пока онъ не довелъ вещей до окончательнаго развала. Его и ухлопаютъ...

Я бокомъ посмотрѣлъ на Хлѣбникова. Въ 22 года жизнь кажется очень простой. Вѣроятно, такой же простой кажется и техника террора. Думаю, что техника провокаціи ГПУ стоитъ нѣсколько выше. И ухлопать Сталина — это не такъ просто, какъ вбить голъ зазѣвавшемуся голкиперу.

Къ этимъ соображеніямъ Хлѣбниковъ отнесся довольно равнодушно:

— Да, техника невысока. Вотъ потому и не ухлопали еще. Но, повѣрьте мнѣ, надъ этой техникой работаютъ не совсѣмъ пустыя головы...

— А какъ же съ папашами? — спросилъ Юра.

— Да вотъ, такъ же и съ папашами. Мой-то еще сравнительно безвредный... Но если станетъ на дорогѣ — придется ухлопать и его. Удовольствіе, конечно, среднее, а ничего не подѣлаешь...

Юра посмотрѣлъ на Хлѣбникова укоризненно и недоумѣнно. И техника, и психологія ухлопыванія собственнаго папаши въ его головѣ не умѣщались...

Такъ я впервые столкнулся съ лагерной разновидностью совѣтской учащейся молодежи. Впервые — потому что, какъ оказалось впослѣдствіи, всю эту публику держать на сѣверѣ ББК. Даже въ Медвѣжью Гору попадаютъ только единицы — наиболѣе квалифицированные, наиболѣе необходимые для всякаго рода проектныхъ бюро, лабораторій, изыскательныхъ станцій и прочаго. Когда я — мѣсяцемъ позже — сталъ подбирать команды для "вселагерной спартакіады", для которой статьи приговора не имѣли никакого значенія, я и сталъ выяснять количество пребывающаго въ ББК студенчества. Для этого выясненія мнѣ были даны всѣ возможности, ибо отъ полученной цифры зависѣла сумма, ассигнованная лагеремъ для закупки спортивнаго инвентаря. Все же точной цифры мнѣ выяснить не удалось — Кемское и Сегежское отдѣленія, гдѣ сосредоточено большинство заключенныхъ студентовъ, своихъ данныхъ не прислали. По остальнымъ семи отдѣленіямъ я получилъ цифру, нѣсколько превышающую 6000 человѣкъ. Надо полагать, что общее число студентовъ доходитъ до девяти-десяти тысячъ. По этому поводу выяснилась и еще одна — довольно неожиданная — вещь: тѣ 3,5-4 проц. лагерной интеллигенціи, которые я еще въ Подпорожьи получилъ, такъ сказать, методомъ экстраполяціи, состоять почти исключительно изъ совѣтскаго студенчества... Да, для того, чтобы узнать нынѣшнюю Россію — въ лагерѣ побывать нужно обязательно... Именно здѣсь можно разыскать "недостающія звенья" всяческихъ проблемъ "вольной" Совѣтской Россіи — и въ томъ числѣ проблемы "отцовъ и дѣтей".

Въ эмиграціи эта проблема рѣшается сравнительно безболѣзненно. Изъ литературнаго архива извлечена столѣтней давности "усмѣшка горькая обманутаго сына надъ промотавшимся отцомъ", и дѣло ограничивается, такъ сказать, "вербальными нотами". Эмигрантскія отцы, что и говорить, промотались, но такъ промотаться, какъ промотались совѣтскіе партійные отцы, не удавалось, кажется, въ исторіи мірозданія еще никому.

Я хотѣлъ бы установить свою наблюдательную точку зрѣнія — т.е. ту точку, съ которой я наблюдаю этотъ споръ. Между "отцами и дѣтьми" я занимаю нѣкую промежуточную позицію: изъ "дѣтей" явственно уже выросъ, до отцовъ какъ будто еще не доросъ. Мы съ Юрой играемъ въ одной и той же футбольной командѣ: онъ — хавбэкомъ, я — бэкомъ: какіе ужъ тутъ "отцы и дѣти"... И какъ бы ни оцѣнивать политическое значеніе Хлѣбниковской рѣшимости ухлопать собственнаго отца — рѣшимость производила все-таки тягостное впечатлѣніе и на меня, и на Юру.

Когда Хлѣбниковъ ушелъ, Юра съ разсѣяннымъ видомъ сгребъ съ доски недоигранную партію и сказалъ:

— Знаешь, Ватикъ, нужно драпать. Я не спеціалистъ по рѣзнѣ... А здѣсь будутъ рѣзать, охъ, здѣсь будутъ рѣзать... Помнишь Сеньку Б.?

Я помнилъ и Сеньку Б., и многое еще другое. А съ Сенькой Б. произошелъ такой эпизодъ — очень коротенькій и очень характерный для проблемы "отцовъ и дѣтей".

У меня въ Москвѣ былъ хорошій знакомый Семенъ Семеновичъ Б. — коммунистъ изъ рабочихъ, партійный работникъ завода, изъ угасающихъ энтузіастовъ революціи. У меня были съ нимъ кое-какія дѣла по части "культуры быта" и "красивой жизни" (эти темы разрабатывались уже очень давно, въ особенности въ годы, когда ѣсть совсѣмъ было нечего, — какъ сейчасъ моды, фокстротъ). У этого Семена Семеновича былъ сынъ Сеня — парень лѣтъ 20—22-хъ, работавшій на томъ же заводѣ техникомъ. Онъ былъ изобрѣтателемъ — говорятъ, талантливымъ, — и Юра былъ съ нимъ "въ контактѣ" по поводу постройки лыжнаго буера. Мы съ Юрой какъ-то зашли въ ихъ комнатушку на Н-ой улицѣ. Сынъ сидитъ у окна за газетой, отецъ куда-то собирается и запихиваетъ какія-то бумаги въ свой портфель. Спрашиваю:

— Вы куда, Семенъ Семеновичъ?

— Въ парткомъ.

Сынъ, не отрывая глазъ отъ газеты:

— Папаша въ парткомъ идутъ... Торговать своимъ роскошнымъ пролетарскимъ тѣломъ.

Отецъ оторвался отъ своего портфеля и посмотрѣлъ на сына съ какимъ-то горькимъ негодованіемъ:

— Ужъ ты... ужъ помолчалъ бы ты...

— Помолчать... Пусть тѣ молчатъ, которые съ голоду подохли.

И обращаясь ко мнѣ:

— Б.....тъ наши папаши. За партійную книжку — на любую кровать.

Отецъ стукнулъ кулакомъ по портфелю.

— Молчи ты, щенокъ, гнида!.. А то я тебя...

— А что вы меня, папаша, къ стѣночкѣ поставите?.. А? Вы за партійную книжку не только свой народъ, а и своего сына задушить готовы...

Отецъ сжалъ зубы, и все лицо его перекосилось. И сынъ, и отецъ стояли другъ передъ другомъ и тяжело дышали... Потомъ отецъ судорожнымъ движеніемъ ткнулъ свой портфель подъ мышку и бросился къ двери...

— Семенъ Семеновичъ, а шапка? — крикнулъ ему Юра.

Семенъ Семеновичъ высунулся изъ двери и протянулъ руку за шапкой.

— Вотъ растилъ... — сказалъ онъ.

— Молчали бы ужъ, хватитъ, — крикнулъ ему сынъ въ догонку.

...Какъ видите, это нѣсколько посерьезнѣе "усмѣшки горькой..."

Долженъ, впрочемъ, сказать, что въ данномъ, конкретномъ, случаѣ сынъ былъ неправъ. Отецъ не "торговалъ своимъ роскошнымъ пролетарскимъ тѣломъ". Онъ былъ честной водовозной клячей революціи, съ раненіями, съ тифами, съ каторжной работой и съ полнымъ сознаніемъ того, что все это было впустую, что годы ушли, что ихъ не воротить такъ же, какъ не воротить загубленныя для соціалистическаго рая жизни... И что передъ его лицомъ — совсѣмъ вплотную — стоитъ смерть (онъ былъ весь изъѣденъ туберкулезомъ) и что передъ этой смертью у него не было никакого, абсолютно никакого утѣшенія. И сынъ, погибая, не крикнетъ ему, какъ Остапъ Тарасу Бульбѣ: "слышишь, батьку" — ибо онъ считаетъ отца проституткой и палачемъ...

Да, у большинства партійныхъ отцовъ есть "смягчающія вину обстоятельства"... Но "дѣти" судятъ по результатамъ...