Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

И вотъ, какъ-то въ срединѣ своего труднаго пути мнѣ пришлось пересѣчь какую-то просѣку въ лѣсу со слабо обозначенной тропинкой. Углубившись въ лѣсъ дальше, я черезъ полчаса услышалъ сзади себя звуки собачьяго лая. Эти звуки, какъ морозъ, пробѣжали у меня по кожѣ... Погоня!...

Обогнать собаку — безнадежно... Ну-ка, хлоръ-пикринъ, дружище, выручай, не дай погибнуть... Я добѣжалъ до небольшой прогалины и, дойдя до средины, гдѣ росло нѣсколько кустиковъ, залилъ свои слѣды доброй порціей ядовитой жидкости. Потомъ я побѣжалъ дальше, сдѣлалъ большой крюкъ и подошелъ къ полянкѣ сбоку, метрахъ въ 300. Сзади меня была небольшая рѣчка, которая на всякій случай была мнѣ послѣдней надеждой — текучая вода заметаетъ всякій слѣдъ...

Притаившись за кустомъ, я минутъ черезъ 20 увидалъ, какъ изъ лѣсу по направленію моего слѣда выбѣжала большая сторожевая собака и, опустивъ голову, направилась по моему слѣду прямо къ кустамъ. Сердце у меня замерло. Неужели мой хлоръ-пикринъ не будетъ дѣйствовать? Но вѣдь тогда я безпомощенъ передъ любой собакой, почуявшей мой слѣдъ. А въ приграничной полосѣ на каждой просѣкѣ налажены постоянные обходы солдатъ съ собаками...

Собака бѣжитъ прямо къ кустамъ... Все ближе... Вотъ она ткнулась носомъ во что-то и вдругъ, какъ бы отброшенная невидимой пружиной, отскакиваетъ назадъ. По ея суетливымъ, порывистымъ движеніямъ видно, что она ошеломлена этимъ запахомъ. Изъ кустовъ неслышно выходитъ солдатъ и съ удивленіемъ смотритъ, какъ собака третъ морду о траву и мечется во всѣ стороны. Попытки заставить ее идти впередъ — тщетны, и красноармеецъ, внимательно осмотрѣвъ мѣстность и поставивъ вѣху, торопливо уходитъ назадъ, сопровождаемый собакой. Несмотря на явную опасность положенія и возможность организованной погони, я въ восторгѣ. Мой хлоръ-пикринъ дѣйствуетъ! "Собачья угроза" перестаетъ тѣнью висѣть надъ моей головой!

Я застрялъ. Впереди — цѣпь озеръ, связанныхъ протоками и болотами... Съ одной и съ другой стороны видны деревни. Обойти трудно и опасно: время жатвы, и весь крестьянскій народъ на поляхъ. А путь на сѣверъ лежитъ черезъ озера...

Ну, что-жъ! Значитъ, опять и опять вплавь! Я осторожно выхожу изъ лѣса на лугъ, покрытый кустами, чтобы высмотрѣть мѣсто переправы на утро. Подхожу къ берегу и — о, ужасъ! — вижу, какъ изъ прибрежныхъ кустовъ на меня удивленно и испуганно смотритъ... человѣческое лицо... "Попался", мелькаетъ у меня въ головѣ. "Конецъ"...

Въ этой приграничной мѣстности каждый житель обязанъ немедленно донести на ближайшій постъ ГПУ о всякомъ незнакомомъ человѣкѣ. Сейчасъ же облава, погоня и... аминь... Я мгновенно соображаю, что въ такомъ положеніи бѣжать — худшій выходъ. Поэтому я нахожу въ себѣ силы привѣтливо улыбнуться и сказать:

— Здорово, товарищъ!

Испугъ на лицѣ человѣка смѣняется недовѣріемъ и настороженностью, но я ободряюсь все больше: человѣкъ одинъ и въ крестьянскомъ костюмѣ... На крайній случай придется ему полежать связаннымъ и съ заткнутымъ ртомъ пару дней.

— Не знаете-ли, далеко еще до деревни Видлино?

— Не... Не знаю, — отвѣчаетъ крестьянинъ, сорокалѣтній, обросшій бородой, босой человѣкъ въ рваной одеждѣ, опоясанный веревкой.

— А вы кто такой будете?

— Я-то — спокойно отвѣчалъ я. — А я землемѣръ съ Олонца. Въ вашей деревнѣ землеустроительная комиссіи была уже?

— Не. Не знаю, — мрачно и по-прежнему недовѣрчиво отвѣчаетъ крестьянинъ.

— Ахъ, чортъ возьми — сержусь я. — Неужели еще не пришли? А я-то отъ нихъ отбился, думалъ, что они здѣсь. Хотѣлъ вотъ осмотрѣть погорѣвшій лѣсъ, да заблудился...

Я знаю, какъ тяжело приходится теперь крестьянству при новыхъ порядкахъ, когда ихъ почти силой заставили коллективизировать свое хозяйство. Знаю, что вопросъ о своей землѣ, о своемъ хозяйствѣ для каждаго крестьянина — самый жгучій и назрѣвшій. Поэтому я стараюсь отвлечь его подозрѣнія въ томъ, что я бѣглецъ, и спрашиваю:

— Да развѣ вамъ въ деревнѣ еще не объявили насчетъ передѣла земли?

— Какого передѣла? — оживляется крестьянинъ. — Неужто опять въ колхозы всѣхъ загонять будутъ?

— Да нѣтъ. Землю по старому, по справедливому, распредѣлять будутъ... Вотъ у меня тутъ и инструменты съ собой, — указываю я на свою сумку...

Разговоръ принимаетъ нужное мнѣ направленіе. Подогрѣвъ вопросы крестьянина нѣсколькими фантастическими, но розовыми сообщеніями объ улучшеніи деревенской жизни, я говорю съ досадой:

— Вотъ, вотъ... Дѣло нужное и спѣшное... Тамъ меня ждутъ, а я вотъ черезъ эту дурацкую рѣку перебраться не могу...

— Такъ вамъ въ Ипполитово, значитъ? — переспрашиваетъ мой собесѣдникъ. — А у меня тутъ лодка. Я васъ перевезу.

Вотъ это называется удача!

Во время переѣзда крестьянинъ, захлебываясь отъ волненія и путаясь въ словахъ, разсказываетъ о голодной жизни деревни, о несправедливости, террорѣ... Я утѣшаю его своими фантазіями, и къ берегу мы подъѣзжаемъ почти друзьями. Онъ беретъ съ меня обѣщаніе остановиться у него въ хатѣ и на прощанье крѣпко пожимаетъ мнѣ руку.

Скрывшись въ лѣсу, я облегченно вздыхаю. Могло бы быть много хуже...

Солнце бьетъ своими лучами прямо въ лицо. Я иду уже на западъ. По моимъ приблизительнымъ расчетамъ граница должна быть не дальше 20-30 клм. Теперь передо мной самая опасная зона — пустынная, перерѣзанная страшными для меня просѣками, тропинками, дорогами и телефонными столбами... Ни одно государство въ мірѣ не охраняетъ такъ свои границы, какъ СССР...

Тяжело достаются послѣдніе десятки километровъ! Ноги изранены и опухли. Тѣло ноетъ отъ усталости. На плечахъ ремни сумки давно уже растерли кровавыя полосы. Лицо опухло отъ укусовъ комаровъ. Черезъ всю щеку идетъ шрамъ отъ остраго сука, распоровшаго мнѣ лицо при паденіи въ лѣсныхъ заросляхъ...

250 километровъ! Какъ это легко написать и выговорить. Какой маленькой выглядитъ эта дистанція на картѣ! А какъ тяжела она въ жизни, въ карельской тайгѣ и болотахъ, когда километръ лѣсныхъ зарослей приходится часто преодолѣвать нѣсколько часовъ, а топкое болото обходить нѣсколько сутокъ...

Но несмотря на всѣ тяжести пути, испытанія и опасности, на душѣ все звучнѣе пѣло ощущеніе силы, бодрости и жизнерадостности. Чортъ возьми, неужели, мнѣ старому скауту, "сѣрому волку", охотнику и спортсмену, не выдержать этого похода?..

Вотъ перехожу широкую, длинную болотистую поляну. Еще свѣтло. Лучи солнца пронизываютъ гущу высокаго лѣса, до котораго осталось уже немного.

Комары роемъ вьются около лица, порой заглушая всѣ остальные звуки. Увязающія ноги тяжело переступаютъ въ густой мокрой травѣ. И вдругъ крикъ:

— Эй, стой!

Этотъ крикъ не только не остановилъ меня, но какъ электрическимъ разрядомъ рванулъ къ лѣсу... 30 метровъ... Успѣю ли?