Пол Престон - Франко. Биография

Ежегодные празднования, посвященные победе в Гражданской войне, были рассчитаны на усиливающуюся оппозицию. Пресса превозносила каудильо, спасшего испанский народ от «мученичества и преследований», уготованных ему ошибками монархии 115. Первоапрельский парад в честь шестой годовщины Франко принимал сидя на коне. Пресса уделила празднованию еще больше места, чем обычно, на все лады расхваливая победу каудильо над «ворами», «убийцами» и коммунистами Второй республики и завуалированно намекала на то, что эти же преступники плетут заговоры, намереваясь вернуться к власти с помощью Союзников. Республиканскую эмиграцию поносили за утверждение, что Гражданская война была первой битвой грядущей мировой войны 116. При этом предпочли забыть, что тот же самый тезис Франко использовал в своих интересах, надеясь собрать крошки со стола Гитлера для своей империи.

Именно на этом этапе каудильо, решив подчистить прошлое, пустил в ход вопиюще грубый прием. В первой половине апреля 1945 года на заседании кабинета, длившемся несколько дней, он предложил обсудить идею принятия «монархической формы правления». Это навело бы мосты с общественностью, позволило бы противостоять активности дона Хуана и преодолеть враждебность Союзников к режиму, основанному на фашистских принципах. Для решения вопроса о наследнике предлагалось организовать Совет по делам монархии (Consejo del Reino) — значимость этого жеста снижало заявление о том, что. Франко по-прежнему останется главой государства, а король, назначенный этим советом, не сядет на трон, пока каудильо не умрет или не оставит власть сам. Было объявлено также о будущей псевдоконституции, известной под названием Хартия прав испанского народа (Fuero de los Espanoles) 190 190 Франко продемонстрировал свое циничное отношение к предложенной хартии, которую готовил Арресе, и свое намерение опираться на мощный аппарат государственного террора, сказав: «Не торопитесь, Арресе, мне все равно, я могу править и по Конституции 1876 года». . Предлагалось освободить от цензуры иностранных корреспондентов. Смертная казнь за нарушения закона, совершенные во время Гражданской войны, якобы отменялась, хотя на самом деле ее совершили и в 1963 году 117.

Еще больше энергии затратил каудильо, стараясь поссорить Соединенные Штаты с Британией 118. Новым послам был оказан совершенно различный прием. Назначение Лондоном 22 апреля сэра Виктора Мэллита (Mallet) пресса осветила куда сдержаннее, чем прибытие за пять недель до этого Нормана Армура 119. Двенадцатого апреля умер президент Рузвельт, и его сменил Гаррй С. Трумэн. Но для Франко это ничего не меняло. Прямой Трумэн не выносил лживости Франко, ненавидел его репрессивный режим и религиозный фанатизм, возмущался постоянными выступлениями против франкмасонства, либерализма и демократии. Тем не менее в Испании все усиливалась информационная кампания, призванная создать впечатление, будто Америка твердо поддерживает каудильо. Публиковались сфабрикованные слухи о том, что Вашингтон якобы просил Франко укреплять Фалангу как противодействие русской угрозе 120.

Не подлежит сомнению: каудильо задумал перемены, желая убедить западных Союзников в подготовке крупных реформ. Так Франко противодействовал советским требованиям предпринять меры против него. Поверхностность реформ лукаво объясняли необходимостью сохранить стабильность в стране и избежать новой гражданской войны. Асенсио и Лекерика говорили Армуру, что «русские, лелея планы господства в Европе, попытаются использовать не столь уж малочисленные элементы в Испании, которые расположены к ним, чтобы вызвать взрыв насилия» 121.

Как из страха перед будущим, так и из идеологической солидарности режим Франко в целом продолжал, вопреки всему, надеяться, что поражение Гитлера может быть предотвращено. Последний германский гарнизон на юге Франции получал через испанские порты на берегу Бискайского залива продовольствие и амуницию, а это требовало официального разрешения на весьма высоком уровне 122. Когда Союзные силы увидели леденящие душу лагеря массового уничтожения — британцы в Бельзене, американцы в Бухенвальде и русские в Аушвице, — нацистским официальным лицам начали выдавать испанские удостоверения личности 123. Франкистская печать пыталась представить ужасы массового уничтожения как неизбежное следствие войны 124. Когда Берлин пал, пресса воздала дань восхищения вдохновляющему присутствию Гитлера при обороне города и выдающимся боевым достоинствам вермахта. «Информасьо-нес» заявила, что фюрер, пожертвовав собой ради Европы, не применил свое секретное оружие. Победа Союзников объяснялась преимуществами материального превосходства над героизмом. Вслед за невнятным объявлением о том, что в Испании не произойдет внезапных политических перемен, пресса объявила Франко оплотом мира против анархии. Каудильо регулярно появлялся в фалангисгской форме, многие видные деятели режима пришли в германское посольство, чтобы выразить соболезнование по случаю смерти фюрера 125. Каудильо не разрывал дипотношений с Третьим рейхом до 8 мая — Дня победы в Европе 126.

Окончание войны в Европе сопровождалось самыми восторженными похвалами в адрес «каудильо мира» — за мудрость и твердость, позволившие ему даровать мир Испании. Как писала газета «Арриба», окончание войны — это «победа Франко». «А-бэ-сэ» опубликовала на первой полосе фотографию каудильо с подписью: «Он, очевидно, избран промыслом Господним. Когда кругом царил мрак, он обладал ясным видением... и отстаивал и защищал нейтралитет Испании» 127.

Теперь у Франко были развязаны руки и он мог посвятить себя урегулированию отношений с победившими Союзниками. Каудильо вел опасную двойную игру, возможную только при его полном контроле над средствами массовой информации в Испании. Часть игры состояла в том, чтобы окружить себя сторонниками, убедив их в том, что Испания оказалась в кольце международной осады. После окончания войны этой пропагандистской линии предстоит исполнить ведущую роль, но оформляться она начала в период «вольфрамового кризиса». Гражданскую войну теперь изображали образцом победоносного объединения Испании против иностранного вмешательства, а Фалангу, или Движение — как ее все чаще стали называть, — институциональной гарантией единства 128.

Испанский нейтралитет во Второй мировой войне в течение последующих тридцати лет прославлялся как величайшее достижение Франко. Однако каудильо избежал участия в войне не потому, что обладал политическим мастерством и даром предвидения, а скорее благодаря удачному стечению обстоятельств, за которыми он наблюдал в основном пассивно: после катастрофического вступления в войну Муссолини Гитлер начал с подозрением относиться к еще одному безденежному союзнику; кроме того, фюрер не мог заплатить высокую цену, назначенную каудильо за свое участие в войне; наконец, умелое использование дипломатами Союзников инструмента британских и американских поставок продовольствия и топлива в экономически разрушенную Испанию. При таких обстоятельствах не удивляет, как сказал фон Шторер генералу Краппе в октябре 1941 года, осознание фюрером того, что Испания полезнее для Германии под ширмой нейтралитета, ибо она станет ее единственным окном в британской блокаде 129. Нейтралитет Франко прежде всего был обусловлен удручающим экономическим и военным состоянием Испании, потрепанной Гражданской войной — несчастьем, из которого каудильо извлек, таким образом, огромную пользу.