Пол Престон - Франко. Биография

Месяц спустя, когда начиналась Потсдамская конференция, в своей ежегодной речи перед Национальным советом Фаланги генералиссимус принародно начал процесс фабрикации нового фасада своего режима, приемлемого для международного сообщества. В ответ на изменившуюся ситуацию последовали вынужденные уступки, нашедшие свое выражение в псевдоконституции — Хартии прав испанского народа. Формально декрет гарантировал испанцам гражданские свободы. Но в отношении, например, свободы слова в нем содержалась небольшая оговорка: она не должна использоваться против «фундаментальных принципов государства». Равным образом свобода ассоциаций не распространялась на объединения, подрывающие «духовное, национальное и общественное единство отечества» — другими словами, на политические партии и профсоюзы.

Речь, написанная каудильо при участии Карреро Бланко, начиналась со славословий тому, кто сумел сохранить нейтралитет во время войны. Франко предложил на выбор Испании: «порядок, мир и радость, что делает испанцев одним из немногих народов, еще способных улыбаться в измученной Европе» — или коммунизм с его кровавыми последствиями. «Заблуждаются, — заявил он, разбивая надежды людей, надеявшихся на перемены, — те, кто верит, что Испания нуждается во ввозе чего бы то ни было из-за рубежа». Выступление было откровенно обращено к зарубежной и внутренней аудитории с целью показать, что франкистский режим уникален и несравним с режимами Оси, с которых в действительности был смоделирован, и если и не похож на демократию, то вполне способен сотрудничать с западными демократическими державами. В этот период, дабы избежать любых перемен, кроме самых поверхностных, в общество внедрялась идея, будто устранение или даже модификация франкизма откроют дверь коммунизму. Единственное, чего не сказал Франко о будущем, так это того, что на смену его режиму может прийти только традиционная, средневековая монархия. Речь о немедленных переменах или современной конституции даже не заходила. Заключительные слова каудильо ясно показали, что его цель — благополучно выдержать шторм, вызванный поражением Оси, и кампанию посрамления режима, начатую Союзниками: «Мы, как хороший капитан, должны твердо держать руку на штурвале и вынести штормы, которые могут обрушиться на корабль» 17.

Остро чувствуя угрозу со стороны Потсдама, «хороший капитан» спешно стал обновлять команду корабля. Флаг Оси, если не Фаланги, был снят с мачты. Режим принял вид крайне консервативного варианта христианской демократии. Восемнадцатого июля 1945 года министров, наиболее запятнанных связями с Осью, без тени сожаления удалили из правительства. Лекерику заменили, по совету Карреро Бланко, Мартином Артахо, Асенсио — более спокойным генералом Фиделем Давилой, Арресе сняли, а на его место министра-секретаря Движения уже никого не назначали. В сущности, Франко не ликвидировал бы партийное министерство, если бы Мартин Артахо не предупредил Карреро Бланко, что иначе он не войдет в правительство. Каудильо обычно не терпел никакого нажима на себя, однако умный и сговорчивый Мартин Артахо был очень нужен ему для осуществления стратегии выживания. Хосе Мариа Хиль Роблес и Мануэль Хименес Фернандес, видные католические деятели выступали против сотрудничества с режимом, но появление в правительстве Мартина Артахо и бывшего «сэдиста» Хосе Мариа Фернандеса Ладреды, назначенного министром общественных работ, придало больше достоверности новому образу Франко — авторитарного католического правителя 18.

Фалангисты в кабинете остались, но на менее видных постах 193 193 Раймундо Фернандес Куэста был назначен министром юстиции, Хосе Антонио Хирон остался министром труда, Карлос Рейн Сегура получил портфель министра сельского хозяйства. Сохранив этих троих, Франко показал общественности свою приверженность социальным лозунгам Фаланги. . Вскоре контроль над прессой перейдет от Фаланги к седому и флегматичному франкисту Хосе Ибаньесу Мартину, оставшемуся на посту министра образования. Столь же лояльный и политически серый Блас Перес Инфанте был по-прежнему министром внутренних дел. Хуан Антонио Суансес, давний друг Франко, продолжал руководить министерством торговли и промышленности. Поскольку каудильо осуществлял, как и раньше, общее руководство политикой, а министрам предоставлял свободу действий только в их узких ведомственных границах, министерские перестановки носили косметический характер. При учете международной ситуации и первостепенном внимании, уделяемом Франко внешней политике, ключевым изменением было лишь появление в правительстве Мартина Артахо. Тем не менее каудильо укомплектовал кабинет горячо преданными франкистами и создал на своем корабле команду, каждый из членов которой готов был забыть о своих индивидуальных политических предпочтениях ради достижения общей цели — остаться на плаву 19.

Мартин Артахо, бывший член СЭДА и протеже Анхеля Эрреры, «серого кардинала» испанской христианской демократии, познакомился с Карреро Бланко в 1936 году, когда оба нашли убежище в мексиканском посольстве в Мадриде 20. Он принял предложенный ему пост после консультаций с примасом Испании кардиналом Пла-и-Дениэлем. Оба наивно полагали, что благодаря деятельности Артахо переход от Франко к монархии может быть осуществлен плавно 21. Каудильо же с удовольствием позволял им заблуждаться, тогда как сам заверял фалангистов, что ничего не изменится. Он уже предупредил, что вскоре намерен положить начало процессу возвращения Испании к монархии, и теперь такой пустой законодательный акт, как Хартия прав испанского народа, должен был создать впечатление, что возглавивший своего рода (a sui generis) демократию вовсе не диктатор. Общая его стратегия основывалась на убеждении, что не фалангисты, а скорее католические деятели при поддержке Ватикана совершат усилия, необходимые для преодоления враждебности к Испании победивших демократических режимов.

Франко лукаво позволил Мартину Артахо думать, что тот может побудить его на либерализацию режима. Он понимал, что в этом случае заверения, сделанные Артахо зарубежным правительствам, прозвучат более убедительно. Каудильо знал о действиях Мартина Артахо все, но не шел ни на какие уступки. Генералиссимус сохранял железный контроль над внешней политикой, но вовсю использовал Артахо, представлявшего лицо режима, повернутое к международному сообществу. Артахо сообщил Хосе Мариа Пеману, что разговаривает с Франко по телефону каждый день не меньше часа, пользуясь при этом специальными наушниками, дабы иметь возможность записывать. Пеман с насмешкой написал в своем дневнике: «Франко делает внешнюю политику, а Артахо — министр-стенографист». На первой встрече нового состава кабинета 21 июля каудильо сказал своим министрам, что уступки внешнему миру будут сделаны только по несущественным вопросам 22.