Пол Престон - Франко. Биография

Советский посол в Лондоне Федор Тарасович Гусев был шокирован речью Бевина, ибо воспринял ее как отход от Потсдамских соглашений. Четыре дня спустя он сказал Бевину: «Франко извлечет из речи указание на то, что никаких акций против него не предусматривается. Он явно пытается укрепить свои позиции и пускает Союзникам пыль в глаза, заявляя, будто намерен провести выборы» 34. Гусев был прав. Каудильо изучал донесения тайной полиции о том, что потсдамские документы вселили страх в сторонников режима. Радовались не только левые; в католических и военных кругах проявлялись антифалангис-тские настроения. Монархисты решили, что дон Хуан вот-вот взойдет на престол 35. Уныние, охватившее приверженцев режима после Потсдама, несколько рассеяли речи Бевина. Мартин Артахо открыто выразил свое облегчение Мэл-литу 36. «Испании, — сказал он, — теперь остается лишь сидеть у своих дверей и ждать, когда похоронная процессия понесет на кладбище ее врагов, которым она нанесла поражение в 1939 году» 37.

Именно в это время все более усиливавший свое влияние Карреро Бланко, помощник Франко и будущий адмирал, составил длинный доклад о том, как выжить режиму. В этом документе, в высшей степени циничном, самый узколобый провинциализм сочетался с яркой проницательностью. В выражениях, соответствовавших взглядам каудильо и льстивших его достижениям, Карреро Бланко обличал англо-саксонский остракизм, утверждая, что в нем проявилась зависть к «тому, что Испания теперь независима, политически свободна, сильна и идет в гору, достигла невиданных успехов со времен утрехтского грабежа (намек на потерю Гибралтара), а это раздражает их и вызывает недоброжелательство». Вместе с тем Карреро Бланко сделал грамотный вывод, что после Потсдама Британия и Франция не рискнут открыть дверь коммунизму в Испании, поддержав республиканскую эмиграцию. В соответствии с этим он предлагал: «Для нас приемлема одна формула — поддерживать порядок, единство и крепиться изо всех сил. Нужны эффективные полицейские акции, чтобы предотвратить подрывную деятельность, энергичные репрессии, если она материализуется. При этом нечего опасаться критики из-за рубежа: лучше строго покарать раз и навсегда, чем оставить зло неискорененным» 38.

Давление извне, направленное к тому, чтобы вызвать демократические перемены в Испании, Франко постоянно называл «масонским наступлением». Он уверял членов правительства на заседании 8 сентября, что в Англии пятнадцать миллионов франкмасонов и все они голосовали за лейбористов 39. Каудильо оттягивал время, побуждая Мартина Артахо заверять иностранных дипломатов, что «в течение ближайшей пары лет» он передаст власть дону Хуану 40. Однако степень «преображения» послевоенного Франко и его истинная роль во внешней политике наглядно проявились в том, что он, не приняв рекомендацию Мартина Артахо, не назначил либерала доктора Грегорио Мараньона послом в Лондон. Каудильо не доверял ему так же, как герцогу де Альбе и всем, кому высокие идеалы были дороже, чем сохранение режима Франко. Вместо Мараньона был назначен франкист Доминго де Барсенас, заслуживший доверие Франко во время Второй мировой войны, когда работал послом в Ватикане. Мартин Артахо предлагал также направить в Вашингтон кого-нибудь из христианских демократов — Хосе Ларраса (Larraz) или Луиса Гарсиа Гихарро, но Франко остановился на кандидатуре Лекерики. Лондон не сразу выдал агреман Барсенасу, а Вашингтон немедленно отверг человека с реноме фашиста 41.

Даже в таком неблагоприятном внешне- и внутриполитическом контексте меморандум Карреро Бланко предлагал абсолютно оправданную стратегию. Черчилль и Бевин ясно заявили, что Британия никогда не прибегнет к вмешательству в дела Испании. Лондон решился лишь на несколько легких уколов, вряд ли замеченных Франко, о котором один сотрудник британского министерства иностранных дел сказал, что у него «кожа носорога» 42. Из трех западных держав Франция проявляла наиболее воинственные антифранкист-ские настроения, поскольку относилась к каудильо враждебно. Однако и умеренный католик министр иностранных дел Жорж Бидо (Bidault), и председатель совета министров генерал де Голль противились акциям против Франко. Пока Бидо лавировал и тянул время, де Голль направил каудильо секретное послание, сообщив, что будет поддерживать с ним дипломатические отношения вопреки давлению слева 43.

Летом 1945 года внутренняя оппозиция режиму группировалась вокруг генералов Аранды и Кинделана. Они пытались повлиять на нового военного министра Фиделя Давилу, желая, чтобы он предъявил Франко ультиматум с требованием отказаться от власти. Однако Давила был полностью лоялен каудильо, и их усилия пошли прахом. Со временем Кинделан и Аранда становились все более одинокими. Они устанавливали контакты с членами левой оппозиции и иностранными дипломатами, готовыми выслушать их 44. Влияние этих генералов не могло соперничать с массированной пропагандой, развернутой каудильо, который стремился укрепить в народе веру в прочность режима. Двадцать пятого августа 1945 года Франко сместил Кинделана с поста начальника Высшей школы вооруженных сил за крайне роялистскую речь, в которой тот предсказал, что претендент скоро взойдет на престол при полной поддержке армии. По иронии судьбы, Кинделан, один из немногих испанских генералов, предвидевших будущую победу союзников, был замещен Хуаном Вигоном, который до самого последнего дня, как и каудильо, связывал свои надежды с победой Третьего рейха 45.

То, что Франко так мягко обошелся с Кинделаном, свидетельствовало о его твердой решимости не бросать вызова армии. Республиканцы в эмиграции переживали глубокий раскол и пользовались малой поддержкой в истерзанной Гражданской войной Испании, а продолжающиеся репрессии погрузили их в состояние апатии. Только великие державы и влиятельные лица в среде его собственных сторонников давали Франко основания для беспокойства. Чтобы укрепить доверие армии, он неустанно подчеркивал необходимость военной бдительности для защиты единства Родины, хотя на самом деле это означало лишь защиту его режима. Смещение Кинделана последовало сразу после того, как 15 октября в Высшей школе вооруженных сил Франко выступил с речью, в которой страстно призывал хранить верность режиму 46.

Отношение Франко к Фаланге было куда более сложным и гибким. Это показали его прежние беседы с Мартином Артахо. Третьего сентября 1945 года Серрано Суньер написал каудильо письмо, предлагая использовать передышку, обещанную речью Бевина, для начала процесса роспуска (licenciamiento) Фаланги и обновления политической верхушки путем включения в национальное правительство таких лиц, как Грегорио Мараньон, Хосе Ортега-и-Гассет и Франсеск Камбо. На полях письма рядом с самим предложением Франко написал «Нет», а возле имен — «Ха-ха-ха» 47. Перемены он произвел самые поверхностные. На заседании кабинета 7 сентября было принято решение вывести испанские войска из Танжера в ответ на британские требования. Франко вполне реалистично заметил: «Невелика потеря, если этого нельзя защитить». Единственное имперское приобретение времен Второй мировой войны оказалось, таким образом, утерянным. На том же заседании, к большому неудовольствию фалангистских министров, было отменено фашистское приветствие 48.