Пол Престон - Франко. Биография

На следующий день после встречи с Франко посол нанес визит Мартину Артахо, и тот твердо заверил посла, что каудильо в конце концов пойдет по пути установления конституционной монархий. Изложенные им доводы Франко о том, почему он не спешит передавать власть, звучали неубедительно. Один из них состоял в том, что если каудильо передаст власть генералам, от которых получил ее в 1936 году, то едва ли те уступят ее гражданскому правительству. Смысл другого состоял в том, что в отличие от Альфонса XIII, который в 1931 году оставил трон, «ошибочно» решив, будто страна настроена против него, Франко не поддастся подобному заблуждению. Артахо отметил, и не случайно, что каудильо не из тех, кто допускает по отношению к себе дерзость и терпит прямое давление. Однако, недовольный медленной политической эволюцией Франко, Артахо обратился к Армуру со странной просьбой о том, чтобы новый госсекретарь Джеймс Бирнс (Byrnes) или Эрнест Бевин, а возможно, и оба направили каудильо послание и побудили бы его к более быстрым политическим переменам 62.

Начало декабря 1945 года наглядно показало, Что каудильо может не слишком опасаться антифранкистской риторики британцев. Прибытие в Лондон нового посла Франко — Доминго де лас Барсенаса — вызвало 5 декабря дебаты в палате общин. Левый депутат-лейборист Иан Микардо (Mikardo) спросил Бевина, известно ли ему, что процесс над двадцатью двумя испанскими антифашистами, сорванный в октябре протестами в Британии, вот-вот начнется, и собирается ли британское правительство сделать представление испанскому правительству по этому поводу. На успокоительное заверение Бе-вина в том, что британский посол следит за ситуацией, Микардо задал еще один, весьма щекотливый, вопрос: «Может ли высокочтимый джентльмен объяснить палате, почему генерал Франко, в конце июля столь опасавшийся за свое положение, теперь обрел такую уверенность, что сует нос в дела правительства ее величества?» Бевин ответил лаконично: «Переменчивые привычки этого высокого лица с трудом поддаются объяснению». Антифранкист капитан Ноэль-Бейкер затем спросил Бевина, знает ли он, что прибытие нового испанского посла истолковано в Испании и в других странах как проявление поддержки правительством ее величества режима каудильо. Сославшись на свою речь от 20 августа, Бевин заявил: «Наше отношение к Франко было изложено вполне ясно... оно не изменилось. Мы осуждаем режим» 63. И действительно, в тот же день Бевин сказал де лас Барсенасу: он «весьма сожалеет о том, что режим Франко еще сохраняется», и попросил посла передать каудильо, что британское терпение «начинает иссякать» 64.

Франко не задевало, когда антипатию к нему проявляли на словах. В середине декабря Мартин Артахо сказал Хосе Мариа Пеману, что каудильо по-настоящему верит в Фалангу, что фалангисгские министры — его любимчики и он относится к ним как к членам семьи. Пеман записал в дневнике: «Если бы мне сказали, что у Франко есть любовница, я счел бы это дурным и странным. Но дело обстоит хуже: у него появилось убеждение... Я думал, в Африке Франко привык к тому, что пуля убивает под ним коня, а он остается невредим. Это было плохо для коня, но хорошо для него, а теперь и для Испании. Однако сейчас он так привязан к лошади, что готов пасть вместе с ней» 65. Не слишком проницательный Пеман ошибался. Возможно, Франко и был душой с Фалангой, но при этом не- утратил способности хладнокровно вычислять выгоды и потери, которые сулит ему эта привязанность. Наконец он решил, что сохранение Фаланги принесет ему больше выгод. Организация давала ему поддержку масс. Кроме того, критика из-за рубежа помогла каудильо извлечь максимальную пользу из массового возмущения иностранным «вмешательством».

За границей к Франко относились враждебно, а в конце 1945 года его подстерегала двойная угроза и внутри страны. С одной стороны, на каудильо наседали монархисты из франкистской коалиции, которые добивались, чтобы он успокоил западные державы, открыв дорогу дону Хуану. Франко пустил в ход всю свою хитрость, чтобы переиграть монархистов. Преодолевая международный остракизм и промонархические настроения, генералиссимус воспользуется одним и тем же приемом: назовет свой режим «королевством», не изменив его сути и сделав себя пожизненным регентом. С другой стороны, он имел дело с оппозицией, представленной побежденными республиканцами. С монархистской оппозицией Франко управлялся тонкими и лицемерными приемами, к левым же применял самые жестокие расправы. Репрессивный аппарат продолжал свирепствовать. Тюремное заключение, казни, пытки и ссылки угрожали всем, кто противостоял диктатору. Голод, трудности с получением работы у тех, кто не имел документа на право перемещения по стране, на выезд за ее пределы, а также свидетельства о политической благонадежности, снижали боевой потенциал левых. Тем не менее поражение Оси позволило многим «маки» (maquisards) из испанцев, игравшим ключевую роль во французском Сопротивлении, вернуться в Испанию.

К концу 1945 года на севере и востоке стала зарождаться настоящая партизанская война против режима, возглавленная коммунистами при поддержке социалистов и анархистов. Так называемые испанские «маки» (maquis) будут угрожать режиму до 1947 года. Франко перевел страну на военное положение и, не колеблясь, эвакуировал целые районы, чтобы иметь возможность проводить тактику выжженной земли. Партизанскую оппозицию режиму не удастся сломить до 1951 года 66. Поэтому не удивляет, что сорок пять процентов средств государственного бюджета 1946 года было отдано на содержание репрессивного аппарата — полиции, гражданской гвардии и армии 67. На заседаниях кабинета вопрос о репрессиях был главенствующим, так что Мартину Артахо не удавалось открыть дискуссию о политической эволюции. Заседания продолжались и по ночам — из-за пространных речей Франко о масонских заговорах или о необходимости возродить испанскую киноиндустрию и начать массовый выпуск его любимых сарсуэл (zarzuela — испанская оперетта). Если кто-то заговаривал о плачевном состоянии экономики, он называл инфляцию выдумкой банкиров, «свойственной профанам в экономике» (propio de los papanatas en lo econdmico) 68.

В начале 1946 года в своем интервью, сразу же широко распространенном, каудильо вновь заявил, что никогда не поддерживал страны Оси. Но после прекращения военных действий его режим приютил в трудную для них минуту множество беглых нацистов, фашистов и сторонников вишистской Франции. Собственность германского правительства и нацистской партии в Испании, на которую полагалось наложить арест, была растащена при попустительстве официальных властей. Предоставив испанское гражданство военным преступникам, Испания стала утверждать, что дала им политическое убежище. Сам каудильо способствовал переправке в Испанию Леона Дегреля (Degrelle), бельгийского генерала СС. В Испании нашли приют итальянский генерал Гамбара, другие военные чины из бывшего Корпуса добровольческих войск, а также ас нацистских специальных операций Отто Скорцени 69. В докладе, представленном Совету Безопасности ООН, утверждалось, что в Испании проживают две-три тысячи германских нацистских официальных лиц, не считая десятков тысяч бывших сотрудников вишистской милиции. Правительство США распространило информацию о том, что собственность бывших нацистов в Испании составляет до 95 миллионов долларов 196 196 Приблизительно 428 миллионов фунтов стерлингов в ценах 1993 года. . По сообщениям польского правительства, бывшие сотрудники гестапо пристроились в Испании на секретную службу и в военную разведку, хотя британское и американское правительства о таких случаях не знали. Считалось, однако, что испанцы, работавшие в гестапо, были приняты во франкистскую службу безопасности 70.