Пол Престон - Франко. Биография

Муссолини был взбешен. Он сообщил Ульриху фон Хасселю, германскому послу в Риме, что никто из итальянского командования не вернется в Италию живым, пока победа над республиканцами не смоет позор этого поражения. Он также обвинил испанцев в том, что те не сделали ни единого выстрела в поддержку его частей, а в телеграмме к Чано осудил прискорбную пассивность войск Франко 30. Реакция Франко и его штаба на поражение была смесью разочарования и злорадства. В окопах националистов распевали песни итальянских фашистов, но с другими текстами, высмеивающими их отступление. Националистские офицеры кавалерийского штаба генерала Монастерио в Вальдеморо, среди которых были и сам Монастерио, и друг Франко артиллерийский офицер Луис Аларкон де ла Ластра, поднимали тосты «за испанский героизм, какого бы цвета он ни был». Ягуэ не скрывал радости по поводу того, что с самонадеянных итальянцев сбита спесь 31. Канталупо советовал Фариначчи, который находился по-прежнему в Испании, не рисковать и не возвращаться в Саламанку 32.

Роатта потом утверждал, что причиной разгрома стало нарушение генералиссимусом своего слова 33. Такая точка зрения является попыткой принизить значение ожесточенного сопротивления республиканцев, скрыть плохую подготовку, низкую дисциплину и моральный дух итальянских войск и собственные ошибки Роатты. И тем не менее, если бы обещанное наступление состоялось, итог мог бы быть совсем другим. Примечательно, что Франко отнюдь не был удручен поражением. Двадцать третьего марта в беседе с полковником Фернандо Джеликом (Gelich) Конте, одним из итальянских офицеров, приданных его штабу, Франко охарактеризовал это поражение как не имеющее военного значения 34. Более того, есть все основания полагать, что Франко был доволен той высокой ценой, которую республика заплатила за победу в этих кровопролитных боях, и тем, что свою долю потерь взяли на себя в этот раз итальянцы.

Были предположения, что Франко сам был рад унижению, которому подверглись итальянцы 35. Это сильное упрощение. Ведь Франко славился своей осторожностью и вряд ли намеренно пошел на поражение с непредсказуемыми последствиями. Больше похоже на правду, что он стремился с помощью итальянского корпуса обескровить республиканцев под Мадридом, но просчитался, не введя в бой обещанные силы. Он не очень желал быстрой победы итальянцев — это расходилось с его концепцией ведения войны, постепенного, сопровождаемого тщательными чистками 36. Интересно, что за месяц до этого поражения Канталупо сообщал в Рим, будто Мола и Кейпо занимаются интригами, убеждая Франко, что его престиж обратно пропорционален успехам итальянского оружия 37.

Франко определенно понимал, что должен как-то оправдаться перед дуче. Девятнадцатого марта он написал Муссолини покаянное письмо, содержащее целый ряд шатких и противоречивых аргументов — от утверждений о перепутанных датах начала наступления на Гвадалахару до попыток оправдать отказ выступить в долине Харамы ссылкой на то, что республиканские войска, противостоявшие итальянскому КДВ, были будто бы гораздо меньше числом, чем на самом деле 38. Франко также послал своего представителя к Канталупо, со столь же лживым утверждением, что во исполнение соглашения с Роаттой он приказал Оргасу предпринять атаки 25 февраля и 1 марта. По словам этого эмиссара, к 8 марта, к началу наступления на Г вадалахару, Оргас потерял более трети личного состава и был неспособен продолжать наступательные операции. Это могло бы выглядеть правдиво двумя неделями раньше и объясняло бы, почему Франко понукал Фалделлу поскорее начать наступление — 21 февраля, до полной готовности итальянцев. Раз уж войска Оргаса оказались действительно так неподготовлены, то в лучшем случае вину за это можно возложить на отсутствие согласованности между Франко и Роаттой, а в худшем — на некомпетентность Франко в военных вопросах. Дальше — хуже: 23 марта в беседе с Канталупо Франко, в неуклюжей попытке оправдать себя, все свалил на Оргаса — он, мол, ничего не сообщал о слабости своих войск. Но Роатта именно потому и послал 4 марта в подкрепление Оргасу Вторую смешанную бригаду, что Франко информировал итальянского командующего о потерях в войсках Оргаса 39.

Неизбежно напрашивается вывод, что Франко хотел переложить на итальянцев всю тяжесть сражения за Гвадалахару, а частям Оргаса дать тем временем перегруппироваться после потерь, понесенных во время боев в долине Харамы. Единственно, что может хоть как-то оправдать его, — уверенность в непобедимости чернорубашечников, порожденная их успехами под Малагой. Как бы то ни было, Муссолини справедливо мог полагать, что Франко воспользовался им в своих интересах, но у него вряд ли был другой выход, кроме продолжения помощи националистам. Гвадалахара рассеяла миф о непобедимости фашистов, Муссолини оказался еще более прочно привязанным к Франко, поскольку должен был восстановить миф о своем военном гении. К тому же стало ясно, что, несмотря на унизительность, победы националистов имело смысл добиваться вместе с Франко, чем независимо от него 40. Вскоре после упомянутого письма Франко запросил у Муссолини помощи для крупного наступления на Бильбао. Не обращая внимания на язвительные замечания Роатты по поводу «чудом» появившихся у Франко солдат для наступления на Бильбао, которых почему-то не оказалось во время боев за Гвадалахару, Муссолини приказал своему командующему впредь выполнять приказы Франко. Отныне итальянские части войдут в состав испанских частей и будут подчиняться приказам Франко и его генералов. Когда 28 марта Канталупо сообщил об этом Франко, тот был крайне доволен. Франко, на взгляд итальянского посла, словно «освободился от кошмара». Генералиссимус попросил Канталупо сообщить дуче о своей «радости, что его правильно поняли и оценили» 71 71 Вечером того же дня произошел эпизод, характеризующий хитрость и двуличие Франко. Он уверял Роатту, что специально ходатайствовал перед дуче, чтобы Роатту не снимали с поста командующего итальянскими войсками в Испании. Надменный, но умный итальянский генерал не поддался на эту попытку дешевой интриги. 41.

После Гвадалахары Франко понял, что выиграть войну взятием Мадрида не удастся, и вынужден был изменить стратегию. Для республиканцев успех при Гвадалахаре ничего не давал, кроме времени, хотя сыграл определенную роль для поднятия боевого духа: было захвачено много оружия и техники, тысячи пленных. У некоторых нашли документы, доказывающие, что они являются военнослужащими итальянской регулярной армии. Это опровергло ложь националистов, будто все итальянцы — добровольцы 42. Однако Международный комитет по невмешательству отказался рассматривать неопровержимые доказательства итальянской интервенции, осуществляемой на государственном уровне, поскольку, мол, их представила страна, не являющаяся членом комитета. Лицемерие этой организации проявилось особенно очевидно, когда итальянский представитель в комитете, Гранди, не смущаясь заявил 23 марта, что ни один итальянский «доброволец» не уйдет из Испании, пока Франко не одержит окончательной и бесповоротной победы 43.