Людмила Зотова - Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Прочитала пьесу О’Нила «Луна для пасынков судьбы» — все тоска по человечности, по теплоте и настоящим чувствам, господи, как мне это близко.

А вот пришел Ирд (главный режиссер эстонского театра «Ванемуйне»), который был вчера у алмаатинцев на «Лермонтове». Говорит: «Пьесы Паустовского не читал, но знаю, что он тонкий автор, и, следовательно, спектакль должен был быть тонким». Рассказал содержание эстонской пьесы «Золушка». Прожив с Золушкой 8 лет, Принц усомнился, а действительно ли ему Золушку дали, и вот он выясняет этот вопрос, и так все и остается невыясненным. Ирду сказали, что вот Вы, Каарел Кириллович, уже вторую пьесу о «правде», что она такое, ставите (перед «Золушкой» он поставил «Фаэтон»). А он ответил: «Вот на будущий год я ставлю 15 пьес, так сколько из них можно о „правде“?»

Потом я долго сидела у Синянской, пришел Байджиев и писал заявление на имя Тарасова, что он больше не будет работать над пьесой.

Пришла Лариса Солнцева, которая в Институте истории искусств занимается Чехословакией. Зашел Голдобин, стал говорить о Чехословакии и на полном серьезе сказал, что считал бы нужным предоставить чехам «область на северо-востоке нашей страны, куда они могли бы вывезти за колючую проволоку эту бунтующую буржуазию», что он уверен, что введут войска и что цензура еще будет, да не просто, а военная. Выспрашивал у Ларисы, кто что сказал (Карваш, Когоут, Крейча), кто что подписал, в частности «2000 слов». Она ловко и мягко из этого выходила, говоря, что сама не видела, не читала.

Пришел Коган, директор ТЮЗа, рассказал подробности об истории с Любимовым. Якобы помощник Брежнева позвонил домой Любимову, подошла Целиковская, он попросил ее передать Любимову, что все вопросы о нем сняты, что уже куда следует дали распоряжение, и чтобы он позвонил им, что Брежнев очень хочет с ним встретиться и т. д. А Любимов в это время сидит в горкоме партии, где помощник Гришина «воспитывает» его, чтобы он согласился со снятием с должности главного режиссера и не «шебуршился». Целиковская звонит в горком, просит Любимова и громко (все слышно) передает разговор с помощником Брежнева. Помощник Гришина слышит, теряется, не знает, что делать, кое-как заканчивает разговор, прощается. Сплетничают, что Гришин схватился за голову, стал говорить, что он отказывается руководить искусством. Верченко удручен, он делал на все это ставку, собирался стать секретарем горкома по культуре (вроде вводится такая должность). Секретаря Кировского райкома на другой же день перевели в генеральные редакторы телевидения. Вроде ты молодец, но кого-то надо на заклание отдать. А в самом райкоме — комедия с пересмотром «дела». Вызвали Любимова. «Ну вот, — говорят, — Юрий Петрович, мы тут подумали и решили кое-что изменить, снять формулировку „укрепить художественное руководство“». А Левинский (директор Театра Сатиры) рассказывал Когану, что Шапошникова его провоцировала на показ «Доходного места». «Почему вы не играете, ведь вы же все исправили?» А он: «У меня приказ (устный) от Родионова снять спектакль и рассматривать это указание как приказ Министерства». А она: «Ну и что, что Министерство сказало, а мы считаем, что должны играть».

Для горкома был проведен анализ работы Театра Ленинского комсомола, и им «выдавали», что они живут лишь за счет спектаклей Эфроса. А Днепров, который писал, что «Мольера» надо снимать по идейным соображениям, сейчас сам играет Мольера. Решено Мирингофа снять и перевести на пенсию. Убийца сделал свое дело.

А московское Управление через месяц будет Главным управлением, все решено и подписано, штаты увеличиваются вдвое, денег больше. Вот почему они сейчас из кожи лезут, дабы оценили и «дали место подоходнее».

А с Чехословакией — напряженнейшее положение.

Байджиев рассказывал, как вчера в московском Управлении с 10 утра до 5 вечера «уточняли» текст пьесы по каждому слову, по каждой строчке. «Гнилые арбузы» — почему гнилые? «Каждодневная борьба за хлеб» — выбросить, остановились на фразе — «Для меня началась каждодневная борьба за хлеб». Стихотворение «О дереве» — выбросить. Говорю: «Просто актриса читает с вызовом, что она другое дерево, а надо с сожалением, они прямо чуть не целовали, да, да, напишите об этом на обороте страницы, написал и т. д.».

Говорила с Тарасовым, кому ехать в Англию и Францию — БДТ или Театру Вахтангова. Он решил — БДТ и сказал, что из советских должен быть включен спектакль «Правду! Ничего, кроме правды». Я говорю, что это несерьезно, он резко велел вписать. Я ушла. Потом Тарасов зашел зачем-то к нам в комнату и стал говорить, что «Правду! Ничего, кроме правды» хочет везти Товстоногов, который говорит, что вот мы возим за границу все нейтральное, а надо боевое, что на спектакле были группы американских туристов, которые хлопали и очень хорошо принимали. А потом Товстоногов их спрашивал, не оскорбляет ли это американский флаг и народ. Они ответили: «Нет, Вы же сами говорите в спектакле, что есть две Америки». Потом Тарасов сказал, что надо привезти в октябре в Москву вместе с «Мещанами» и «Правдой» и арбузовскую пьесу «Счастливые дни несчастливого человека». Я: «Ну зачем же под корень подрезать Эфроса?» Тарасов: «Арбузов, увидев спектакль Товстоногова, уже не хочет, чтобы появился эфросовский спектакль. Я не знаю, почему он после Ленинграда не зашел (Тарасов тоже ездил в Ленинград), мы договорились, что выработаем общую точку зрения и вызовем Эфроса и скажем ему. Арбузов не хочет так прямо, ну хоть оформление изменил бы. А вообще Эфрос прочел мрачно, а Товстоногов — светло». Я смеюсь: «Ну, так у Товстоногова жизнь светлая, а у Эфроса мрачная». Тарасов: «Если Эфрос хочет остаться в истории театра, он должен изменить себя». Я: «Это невозможно и не нужно, какой ты родился, такой и должен быть, а то сломаешься и будешь никакой. А Эфрос, хотите Вы того или нет, уже навсегда остался в истории театра — 3,5 года Театра Ленинского комсомола — это эпоха в советском театре, все его спектакли». Тарасов еще говорил, что пьесу «Счастливые дни несчастливого человека» нужно выпустить с предисловием автора, чтобы режиссеры не искали в ней того, чего автор не хочет. Я: «Ну, это странная постановка вопроса, напиши такую пьесу, чтобы из нее нельзя было достать чего не хочешь, как Софронов».

Было «кустовое» партсобрание — Управление театров, Управление музыкальных учреждений, Управление изобразительных искусств, Управление охраны памятников, Театральная библиотека. Секретарь парткома Министерства Алещенко делал доклад о Пленуме МГК КПСС, который состоялся в июне по организационным вопросам. Что надо соблюдать процент рабочей прослойки, крепить дисциплину и т. д. Что никто не может быть пассивен, что рекомендуют заслушивать отдельных коммунистов на партбюро, партсобраниях и даже парткоме.