Юлий Кирш - Под сапогом Вильгельма (Из записок рядового военнопленного № 4925): 1914-1918 г.г.

В 1915 году в Берлине стала издаваться специальная газета для русских военнопленных – «Русский Вестник». Газета редактировалась в таком наивном духе германского империализма и притом так глупо, что ее фактически никто не читал. Получали ее из-за мягкой бумаги на особые нужды…

В нескольких посылках с сухарями как-то удалось получить кому-то внутренний лист газеты «Речь», отдельные лоскутки газеты «День» и «Сельский Вестник».

Жизнь в лагере била равномерным пульсом. Одни за другими следовали театральные представления, симфонический оркестр давал регулярно общедостунные концерты. Раз в неделю выходила юмористическая французская газетка. Попы регулярно отправляли богослужение и морочили головы добродушным простакам. Французы щеголяли в своих только-что полученных форменных одеяниях. Словом, жизнь текла по одному и тому же руслу изо дня в день. На горизонте было спокойно. Барометр никаких бурь не предвещал.

Вдруг, в один из прекрасных мартовских дней 1916 г., забегали по лагерю французы, передавая что-то друг-другу цюпотом. Скоро долетели новости и до нас: слухи про готовящиеся в ближайшем будущем репрессии по отношению в французским военнопленным.

? Вечером слухи подтвердились. В ответ на посылку немецких пленных французами в Марокко немцы решили применить репрессии к французским военнопленным, находящимся в Германии, и часть их послать на русский фронт копать окопы.

Этого никто не ожидал. Правда, все в лагере знали, что значительное количество русских военнопленных работают на французском фронте. Было время, когда французы возмущались этим фактом; возмущались не столько поведением немецкого командования, сколько поведением самих русских, ибо последние, по мнению французов, просто не должны были работать на фронте.

Отправке па фронт подлежало около 500 человек по особому списку, присланному из главной комендатуры, В список вошли по преимуществу самые выдающиеся лица в лагере, т.е. большинство музыкантов, артистов и лиц интеллектуального труда. Никакие хлопоты лагерного начальства о замене некоторых другими не имели успеха.

На второй день вечером их так и отправили. После узнали, что наши гамельнцы работали в Курляндии. Такие же партии были отправлены и из других лагерей.

Еще зимой поговаривали, что с наступлением весны всех находящихся в лагере отправят на полевые работы. Весна была на дворе. Ждали весенней мобилизации. И, конечно, дождались. В один из мартовских дней назначили смотр всем военнопленным лагеря. Это значило, что в этот день в лагере никто не будет работать, и все мы должны будем торчать на главной улице.

Накануне мыли бараки, подметали улицы. Рано утром, с 7-ми часов всех нас выстроили по отдельным отраслям работа ыа главной улице, т.е. отдельно почтовиков, библиотекарей, старших по группам, больных, инвалидов и т. д. Как полагается на подобных смотрах, ждали долго; только часам к ll-ти явился генерал из главной ганноверской комендатуры, обошел всех нас, и этим дело кончилось.

На второй день узнали результата смотра. Лагерной комендатуре было предложено сократить штаты и выслать определенное количество рабочих на предстоящие полевые работы.

На следующий же день началась мобилизация. Сократили количество батальонных канцелярий, на почте заменили рядовых унтер-офицерами (работы на почте, в канцеляриях лагеря – считалось привилегий, на которую имели право только унтера, – рядовые допускались лишь в исключительных случаях). Из рядовых оставили только тех, которые с точки зрения лагерной комендатуры были «незаменимы».

Вслед за этим началась отправка на работы. Разослали всех оставшихся в лагере музыкантов, артистов, расформировали русский хор. В лагере остались исключительно «незаменимые» должностные лица, больные и инвалиды. Прекратилась всякая культурно-просветительная работа. Кое-как функционировала только библиотека, и продолжала выходить французская газета.

В результате весенней мобилизации в лагере осталось только около 2.000 человек. Для такой большой площади, какую занимал лагерь, этого, конечно, было мало. Многие бараки пустовали. Лагерь казался вымершим. Жизнь оживлялась только по воскресным дням, когда на площади лагерные спортсмены играли в футбол, и их окружали толпы любопытных.

На расстояния одной версты от лагеря, за холмом, покрытым буковым лесом, было расположено кладбище военнопленных.

С возвышенной части лагеря можно было наблюдать, как каждый день, около 11-ти часов утра, увозили умерших в больнице на кладбище. Начиная о осени 1915 года, умерших разрешалось сопровождать товарищам.

На кладбище умерших сопровождал всегда духовник соответствующей национальности и религии. Об этом лагерная комендатура беспокоилась больше всего.

Единственной нашей прогулкой вне проволочного заграждения было сопровождение умерших на кладбище.

На кладбище все время работала группа военнопленных; у них были уже выкопаны резервные могилы, они опускали гробы в могилу, засыпали их землей и ухаживали за могилами. Кладбище содержалась в хорошем состоянии. Это давало повод пленным .ускорить, что если бы немцы так обходились с живыми, ,д’ак/е умершими, то в Германии можно было бы жить долгие годы.

Еще зимой 1915 года по всем рабочим комаидам и в лагере открыли подписку на постройку памятника. Собрали приличную сумму. Наши лагерные архитектора (главным образом, французы) из пленных об’я вили конкурс иа постройку памятника и своими силами соорудили его к осени 1917 года.

В одно из осенних воскресений состоялось открытие памятника. На торжество погнали весь лагерь, явился сам генерал лагеря и произнес речь на тему – хорошо лежать в чужой земле в сознании, что боролся и умер за отечество.

Говорили и представители отдельных национальностей. Конечно, во всех речах восхвалялось отечество, и смерть за него выставлялась как высшее благо.

От имени русских военнопленных речь произнес фельдфебель, но он на этот раз уже не выражал мнения большинства, для которого идея отечества, национальная гордость постепенно стала вырисовываться в несколько ином свете, тем более, что это было уже после Февральской революции 1917. г.

Уставшими от долгого стояния и длинных речей, в сопровождении усиленного конвоя, возвращались в лагерь. Когда за нами захлопнули железные ворота, сердце щемила боль за лежавших на кладбище товарищей, которых лишили жизни тяжелые условия бессмысленного плена, и они легли в могилу и больше не вступят ногой иа землю новой России, ради которой можно было выносить все страдания и не сойти с ума.