Валерий Безручко-Надион - Родина далекая и близкая. Моя встреча с бандеровцами

В 9 часов утра мы стояли возле небольшого вагончика в четверть электрички, выкрашенного в желто-голубые цвета, — помытого, с занавесочками на окнах. Мы — это: машинист, он же охранник с приданым — ружьем; администратор местной филармонии, отвечающий за проведение концертов; Евгения, представленная мною как мой личный секретарь и помощник; и ваш покорный слуга. Внутри оказалось довольно просторно и уютно. Мягкий диванчик, стулья в серых чехлах и даже красная дорожка. Для главы городского собрания даже аскетично. Я забыл про длинный раскладывающийся стол в центре. На столе стояли бутылки с карпатской минеральной водой. Администратор пригласил устраиваться и сообщил, что через три часа обедать будем уже у лесорубов. Дрезина без сигналов тихо тронулась, мы с Женей сели возле окна, и через пятнадцать минут она уже восторженно кричала:

— Вы посмотрите — сколько грибов белых — да вот, рядом с узкоколейкой.

Я взглянул в окно, — действительно, точно в ряд, как на выставке, выстроились белые грибы, может специально подставили, как в «потемкинской деревне»? «Не того ты калибра пассажир, не обольщайся», — кто-то умный произнес внутри меня: «Опять твои глупые фантазии, наслаждайся тем, что видишь». Машинист, поддавшись уговорам Жени, затормозил, и она уже вошла во вкус.

Администратор ворчал:

— Мы что, приехали грибы собирать? И что вы будете с ними делать? Их тут в горах тьма. Если только насушить да с собой, в Москву.

Да что же я начал с грибов? Может оттого, что это были первые дары Карпатских гор, вылезшие на опушку леса встретить прибывших, как гостеприимная хозяйка встречает дорогих гостей с хлебом-солью.

Мы въехали в горы неожиданно, вдруг. Между городом и лесом не было никаких подъездных путей, развязок. Дрезина шла малым ходом, тихо постукивая на стыках рельсов, и через пять минут стало совсем темно. Наша «дрезинка — божья коровка» оказалась зажатой с двух сторон горами-исполинами, густо заросшими деревьями, и мощными кронами перекрывавшими небо. Машинист был вынужден включить прожектор, чтобы «божья коровка» вообще не потеряла колею. Странно, но узкоколейкой видно редко пользовались, потому как она совсем заросла густой травой и лишь изредка проглядывали шпалы. Временами казалось, что наш «мощный» мотор остановится вовсе, а машинист объявит, что потерял дорогу и заблудился. Было ясно, что это не интуристский маршрут, а уж какими тропами и лазами карабкались в горы приезжающие гости — было совсем не ясно. Или для них была проложена особая узкоколейка. А между тем, шатко-валко, дрезина углублялась в горы, а мы рассматривали непролазные стены деревьев, обступивших нас. Ели и сосны, кедры и лиственницы (ботаник добавил бы с десяток и других сортов деревьев) обступали нас шпалерами, как на параде. Мы приоткрыли окна и в салоне нас накрыла волна хвои, дерева, лесных цветов, свежести, от которой кружилась голова, — это был воздух того Чуда Природы, которое было подарено Земле Космосом, а люди назвали Карпатами.

Ехали молча. Лишь изредка кто-то произносил:

— Смотрите, опять грибы. Да эти горы напичканы грибами! А земляники сколько!

Кто-то ответил:

— Это только начало. Посмотрим, чем еще напичканы эти горы.

Странно, но от Васи-машиниста шли только мрачные прогнозы.

— Ты на меня не сердишься, что я к тебе привязалась? — спросила Женя.

— Сержусь, — Я обнял и крепко поцеловал ее. — Что ни грибы, то остановка. Затем ты их сушишь на лесоповале и полный мешок грибов тащишь в Москву. Меня на суп с грибами ты не пригласишь, а понесешь торговать на рынок. На вырученные деньги (Женя не выдержала и прыснула) ты приобретаешь в салоне новехонький «Мерседес» и к своей немалой зарплате еще подрабатываешь подвозом. Того же, кому ты обязана Мерседесом, даже ни разу не вспомнишь. (Моя Евгения уже хохотала во весь голос).

— Ты забыл еще про шкуру медведя, которого я здесь подстрелю и брошу на заднее сиденье.

— Вы еще услышите, как здесь стреляют и вовсе не по медведям, — вполголоса, глядя на освещенную дорогу, пробормотал машинист.

Луч солнца, наконец, пробил хвойную крышу, мы увидели миллиарды капелек-бриллиантов на еловых ветвях, и на душе стало веселее.

— Послушай, какая тишина, — почему-то шепотом сказала Евгения, — даже птицы не поют.

Карпаты завораживали и тишиной, и пробившимся сквозь лесную мглу ослепительным лучом солнца, и россыпью бриллиантов, рассыпанных на еловых крыльях.

— Скоро про тишину забудете, — прервал всеобщее молчание Иосиф Семенович, администратор филармонии, — вас ждут звуки электропилы, топоров, лебедок и прочей прелести. Кстати, у Вас есть что-нибудь на украинском? Я что-то волнуюсь за концерт.

— А Вы не волнуйтесь, Иосиф Семенович, Москва знала, кого присылать, — у меня в кармане пистолет.

— Вы шутите, а мне вчера было не до шуток.

Администратор еще что-то хотел сказать, но передумал и стал с интересом смотреть в окно, как будто видел лес впервые. Изредка поворачивался и подозрительно смотрел в мою сторону.

— А каких еще зверей стреляют в горах? — прорвался сквозь общий шум голосок Жени.

Я давно ждал этого вопроса. Спросит или нет? Женский страх вместе с любопытством — победили.

— Да разных… — лениво пробормотал машинист Вася. — И с руками, и с ногами.

— И зайцев, и волков, и белок? — не унималась Женя.

— Всяких, — донеслось спереди.

— Вы имеете в виду… — Евгения неизбежно приближалась к мучившему ее вопросу.

Я толкнул ее ногой и она запнулась.

А где-то в глубине гор уже слышались звуки электропил. Небо очистилось и раскрылось, как бы раздвигая своим куполом мешавшие ему дышать верхушки деревьев, солнце, наконец, добралось до земли и показало нам лес, окружавший нас по обе стороны дороги. Деревья заметно поредели. Солнце неистово пробивалось еще дальше в глубину гор, и открылись поляны с торчащими свежими пеньками. Эти поляны скоро объединились в одну большую плешь, на которой суетились человечки в робах и касках, кряхтели и надрывались самосвалы, тракторы, бульдозеры, которых, наверняка, горы ненавидели, но были перед ними бессильны. Мы въезжали в огромную кровоточащую рану, наносимую горам каждую минуту.

У дальней кромки леса мы увидели несколько крепких деревянных строений, к которым нас и повел бригадир.

— Я могу собрать народ минут через двадцать. У вас на сколько программа? На час? Це гарно. А потом зараз будемо обидать.

Как и большинство он говорил на смешанном русско-украинском языке.

— Простите, а вы по национальности кто? — Сразу решил я прояснить этот вопрос, так как уже понял, что от него многое зависит.

— Сам я из Воронежа, но «обукраинился» здорово за десять лет. И таких, как я, здесь три четверти, остальные — уоновцы, как мы их называем, украинские националисты. Отношения у нас с ними непростые, но у нас они все под контролем, хотя на концерт, думаю, придут немногие. А полный состав вы увидите за обедом, — засмеялся он.