Мариам Ибрагимова - Диалог с тайным советником Сталина

Истинная причина этих акций, не свойственных даже варварам, стала известна позже.

Оказывается, «папа большой» и «папа малый» решили перекроить Кавказ на свой лад. Земли, принадлежащие карачаевцам, с Тебердой, Домбаем, Архызом и другими райскими уголками, присоединить к Грузии, а прикаспийский Дагестан с нефтеносным Грозным передать Азербайджану.

Так просто и жестоко не осмеливался резать по живому ни один, даже самый суровый монарх России.

Только в Казахстан за сорок третий и сорок четвёртый годы было выслано с Северного Кавказа около миллиона человек: из Грузии — 28 376, из Крыма — 4376, из Калмыкии — 2330. В ссылке только за один 1944 год умерли 32 502 человека, за 1945-й — 32 111 человек.

Причины высокой смертности — голод, заболевания тифом, климатические и бытовые условия, сказавшиеся в основном на стариках и детях. И ещё — издевательское отношение к несчастным местных коммунистов-начальников, которые позволяли себе не только говорить: «Вас следовало бы всех истребить, а не переселять с места на место», но и устраивать самосуды. Так без суда и следствия они расправились над истощённым от голода пареньком, унёсшим за пазухой пять или семь картошек с колхозного поля. А то устраивали погромы спецпереселенцам, в чём-то заподозренных. И кто — пьяницы и хапуги, это они осуществляли надзор над массами изгнанников, лишённых всяких прав. Надо полагать, что драматические события, происходившие и происходящие сегодня в Закавказье, республиках Средней Азии и других регионах страны, есть последствие чудовищных злодеяний тирана, сотворённых им в тридцатых и сороковых годах над многими нашими народами. Слишком мало прошло времени, чтобы о них забыли и они были прощены идолу и его фанатичным последышам. Ещё не скоро сотрутся злодеяния в памяти тех, кто выжил и передал детям и внукам своим — из уст в уста! — всё, что выпало на их долю.

И надо понимать чувство презрения в глазах тех, бывших отверженных, когда сегодня на экранах телевизоров им показывают возмущённые толпы сталинистов с лоснящимися от сытости и багровыми от злости физиономиями, держащих над головой портреты Сталина и требующих вновь установить на площадях памятники идолу-уродцу. Бесплодны потуги, всему в жизни есть начало и неизбежен конец.

Автору романа-исповеди «Тайный советник вождя» Владимиру Успенскому случай помог встретиться с Николаем Алексеевичем Лукашовым, в течение трёх десятков лет игравшим сложную роль тайного советника и друга Сталина.

Имя, отчество и фамилия этого таинственного человека вымышленные. Загадочным он решил остаться до конца, хотя где-то скупо, но с гордостью подчёркивает своё дворянское происхождение и то, что является потомком целого поколения военных чинов царской службы, отличавшихся героизмом и отвагой в служении царю и Отечеству.

Быть может, подполковник царской службы в период Гражданской войны, попав в плен на Царицынском фронте, чем-то услужил члену Реввоенсовета фронта Сталину, а затем, оказавшись в железной клетке сталинского «зверинца», поддавшись дьявольской воле вождя-дрессировщика, смирился с участью, считая, что безопаснее жить в сытой неволе.

Вот только непонятно, почему, когда грешная душа вождя предстала перед Богом, тайный советник не раскрылся, а продолжал действовать инкогнито? Придерживался строгой конспирации и действовал осторожно даже после того, как Хрущёв развенчал культ личности Сталина и Берия понёс заслуженное наказание.

Можно представить, каким неподавляемым страхом была скована душа Лукашова, если он был вынужден обращаться по телефону к писателю Владимиру Успенскому, назначить ему свидание для переговоров на «нейтральной полосе» в сумерках загородных рощ.

А всё для того, чтобы передать два чемодана, наполненные тетрадями, отдельными листами с записями, различными документами и фотографиями, заложенными в папки.

И происходила встреча в середине семидесятых, когда можно было, уже не боясь вездесущих сталинских ищеек, доставить чемоданы на такси в дом писателя или поручить сделать это дочери.

Но как бы там ни было, а многолетние труды тайного советника вождя не пропали даром.

Безусловно, Владимиру Дмитриевичу — писателю даровитому, прошедшему Отечественную войну, — пришлось приложить немало усилий, чтобы из бессистемных набросков, случайных записей, отдельных фраз, воспоминаний, справок и прочего создать стержень и вокруг него объединить бессвязные, сумбурные плоды творчества Лукашова.

И наверное, Успенский поступил правильно, ведя повествование от лица самого Лукашова — участника и очевидца личной жизни генсека.

Николай Кузьмин в своём отзыве на роман о вожде пишет, что к нему неоднократно обращались с вопросом, а существовал ли в действительности такой человек — разумеется, Лукашов. На что Кузьмин отвечал контр-вопросом: «Так ли это важно?» На мой взгляд, очень важно, ибо спрос с тайного советника вождя, много лет прожившего рядом неотлучно со Сталиным, один, а с писателя В. Успенского, который, быть может, и в глаза не видел генсека, — другой.

И можно опять-таки не согласиться с Кузьминым, который пишет: «Но если даже Лукашова не было, если он придуман писателем, давайте признаем, что выдумка великолепна, что этот приём даёт литератору возможность избежать фальши».

Приходится удивляться такому заключению цензора. Как же можно позволять автору исторического, а тем более биографического произведения, касающегося личности деятеля государственного масштаба, заниматься выдумкой, включать вымысел в произведение такого характера?

И ничего великолепного не может быть в высосанном из пальца сочинителя при наличии документальных данных. Именно этот приём приводил и приводит к фальши пишущих исторические и биографические произведения, при чтении которых слегка поташнивает тех, кто не ограничивался заучиванием перлов «Истории ВКП(б)».

Весьма характерным для таинственного автора исповеди является и тот факт, что он в ходе всего повествования ведёт двойную игру, изображая вождя то в ярко-белых, то в густо-чёрных тонах.

И, пожалуй, ни один из биографов Сталина не сумел раскрыть в столь образной форме его мрачный внутренний мир, враждебную порочность души с периодическими расстройствами психики и припадками, граничащими с безумием.

Кажется, этого не заметил Н. Кузьмин. Иначе не стал бы он сегодня выступать в роли сталинского адвоката, хотя где-то вынужден признаться в том, что «все мы стали свидетелями своеобразного маятника в оценке Сталина и его места в нашей и мировой истории — от гения всех времён и народов до преступника, люто ненавидящего инакомыслящих». Это в наши дни, а в дни его царствования многие из его поклонников денно и нощно трубили по всей стране о божественной святости «отца народов», но не все поддавались внушению.