Мариам Ибрагимова - Диалог с тайным советником Сталина

А главное — война с Финляндией обнажила перед всем миром и, в частности, перед мировым агрессором — фашизмом слабость наших вооружённых сил.

То же самое можно сказать в отношении Польши, Латвии, Литвы, Эстонии. Можно ли грубый захват с беззаконием, чинимым над невинным народом, считать оправданным в целях каких-то территориальных выгод и проведения оборонительных мероприятий? Ведь благодаря этим необдуманным действиям «корифея всех наук» была окончательно разрушена наша и без того служившая ненадёжной преградой старая граница, позволившая вместе с новой силам вермахта пройти парадным шагом по землям Украины и Белоруссии в июне 1941 года.

Непонятным остаётся и отношение Сталина с первых дней его прихода к власти к Версальскому договору. Он открыто выступал за ликвидацию этого договора. Именно на этой почве возникло тесное сотрудничество Красной армии с рейхсвером. Гитлер, в свою очередь, придя к власти, сразу не стал признавать условия Версальского договора.

Вы, Николай Алексеевич, наверное, смогли бы уточнить, чем объяснить благосклонное до лести отношение вождя-гордеца к социал-националистам Германии. Не находил ли он нечто общее у социализма фашистов и социализма коммунистов? Не казалось ли вам, Николай Алексеевич, что Гитлер в своей проституированной политической игре ловко дурил Сталина вместе с бездарными, раболепствующими перед генсеком членами политбюро, которые не смели возразить ему ни в чём?

Не потому ли обер-бандит германского фашизма без каких-либо усилий превратил Советский Союз в главного поставщика продовольствия и стратегического сырья для своей страны? Цель известна: реализация планов, основанных на бредовых идеях мирового господства, аналогичных коммунистическим.

Итак, за полтора года после подписания торговокредитного соглашения Германия сумела вывезти из Советского Союза, народ которого и без того испытывал нужду в товарах и продовольствии, более полутора миллионов тонн пшеницы, тысячные поголовья крупного и мелкого скота, более 100 тысяч тонн хлопка-сырца, 11 тысяч тонн льна, 865 тысяч тонн нефти, 140 тысяч тонн марганцевой руды, 14 тысяч тонн меди, миллион кубометров лесоматериалов, тысячи тонн никеля, платины, фосфатов и прочего.

Всё это было отдано в обмен на станки, военную технику (вероятно, устаревшую), которые разнесённая и разрушенная войной Германия, не обладавшая такими сырьевыми богатствами, как Советский Союз, смогла произвести у себя за каких-то двадцать лет, чего не сумела сделать коммунистическая Россия за тот же период.

Наш гениальный вождь не сомневался в том, что всё на свете покупается и продаётся, если невозможно взять силой. В лице Гитлера он видел своего брата, такого же, как и он сам. И потому старался всяко угождать ему, не отказывая ни в чём и даже способствуя поставкам сырья со стороны.

Так через советскую территорию был проложен транзитный путь из Ближнего Востока и других стран для вывоза стратегического сырья: олова, каучука, вольфрама, необходимых для растущей бешеными темпами военной экономики, готовящейся к мировой войне Германии.

Зато наша страна, возглавляемая единовластием генсека, страдающего болезненной манией величия, наверное, занимала первое место в мире по возведению посмертных и прижизненных монументальных памятников идеологам коммунизма и вождям революции, тратя на это миллионы трудовых денег народа.

Тысячи художников, поэтов, писателей, певцов и борзописцев денно и нощно ублажали взгляд и слух покоящегося во хмелю, на лаврах райского благополучия вождя, уверовавшего, что опасный соперник куплен.

Но вождь ошибся, не учёл он того, что продажная совесть, как и покупная любовь, зиждется на сухом песке, уносимом ветром. А потому Гитлер, как и Сталин, неразборчивый в средствах для достижения своих целей, убедившись, что Англия, несмотря на все успехи вермахта, не только не собирается капитулировать, но даже не желает начать вести мирные переговоры с Германией, надеясь на помощь Америки, отказался от намеченных планов действий.

Отказался потому, что меньше всего доверял Сталину.

Не сомневался фюрер, что в критический момент вождь коммунистов не задумываясь может пойти на соглашение с Великобританией и Соединёнными Штатами.

А потому бесноватый рейхсканцлер посчитал целесообразным неожиданным, молниеносным, мощным ударом в короткий срок разгромить Советский Союз и поставить Великобританию перед фактом предъявленных ей условий.

Для реализации этих намерений последовал приказ Гитлера генералитету вермахта — срочно приступить к разработке оперативного плана «Барбаросса».

При этом созданная военная коалиция предусматривала развёртывание военных действий начиная от советско-норвежской границы на севере и кончая у дельты Днестра на юге.

Этого, конечно же, великий вождь не мог не только знать, но даже предполагать. Не мог или не хотел осознать. И это несмотря на то, что агенты госбезопасности, наводнившие почти все страны мира, обеспечивали Сталина обширной и достоверной информацией, касающейся начатой подготовки Германии к нападению на Советский Союз.

«Великий стратег», знакомясь с донесениями, продолжал сомневаться. Он верил Гитлеру. Верил даже тогда, когда за считаные месяцы до начала войны обеспокоенное руководство Наркомата обороны пыталось убедить его, приводя факты открытой переброски всех родов войск вооружённых сил Германии не только на территорию Польши, но прямо к граничащим с нашей страной районам.

А где же в это время были вы, Николай Алексеевич? Что делали как тайный советник вождя? Повторяю, единственный, с мнением которого он считался.

Правда, на последней странице первого тома вы коснулись этого вопроса, подтвердив изложенное выше: «И вот по секретным каналам поступило сообщение от нашего главного европейского агента, на которого возлагались большие надежды. Сталин познакомил меня с донесением. В общем-то агент не открывал ничего нового, он утверждал, что война должна начаться 22 июня». Упрямство тупых объяснимо, а гениального вождя — непонятно. Вы, Николай Алексеевич, пишете, что Сталин расценил и это донесение «как попытку англичан подтолкнуть Советский Союз на войну с Германией». А потому «мудрейший из мудрых» самоуверенно изрёк: «Из таких замыслов ничего не выйдет! Мы дадим через ТАСС сообщение, что ни на какие провокации не поддадимся».

Если вы, Николай Алексеевич, «при этом испытывали жуткое ощущение», думая, что это может оказаться суровой правдой, почему же не постарались убедить, как военспец, полного профана в военном искусстве, стратегии, дипломатии, от которого зависела судьба страны и народа?