Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

На городской окраине он отыскал небогатый особняк. Рядом находилась мастерская бочара, и подход к дому был заставлен свежими, блистающими белизной бочками.

Фридрих прошел по коридору между бочек, вошел в дом.

Он сразу попал в библиотеку с небольшим читальным залом.

– Что вам угодно, сударь? – спросил по-немецки богатырь лет тридцати, поднявшийся навстречу из-за стола с газетами. – Мы уже закрываемся. Но если вы хотите познакомиться с газетой…

– Можно и с газетой. Но еще больше я хотел бы познакомиться с человеком по имени Карл Шаппер. И я догадываюсь, что это вы.

– Тогда я могу назвать и ваше имя. Вы – Фридрих Энгельс, мне писал о вас Гарни.

– Надо приехать в Лондон, чтобы встретить своего соотечественника и единомышленника.

– Соотечественника – не знаю, а единомышленника сегодня в Лондоне и Париже встретить проще, чем в Берлине… Меня ждет мой друг, Иосиф Молль, если хотите, пошли к нему вместе. – Шаппер оглядел модную одежду Фридриха. – Правда, боюсь, что ваш костюм испугается его хибары.

– Моему костюму неплохо живется и в ирландских кварталах, – ответил Фридрих.

– Ого! Ирландские кварталы – неплохая рекомендация любому костюму.

Так, перешучиваясь, они пошли к дому Иосифа Молля.

– Раз уж вы пришли с нами знакомиться, то давайте я в две минуты расскажу вам о себе. А потом о себе – вы. Подходит?

Фридрих согласился.

– Мой отец был сельским пастором, но дело не в этом. Я немного поучился в лесном университете, но дело опять же не в этом. А в том, что десять лет назад мы пытались штурмовать полицейскую часть во Франкфурте. Слыхали об этом восстании?

– Кое-что слышал.

– Мы надеялись, что за нами поднимется Южная Германия, но Германия не поднялась, а я три месяца отсидел в тюрьме. И еще хорошо отделался.

– Я слышал, вы и в Савойском походе участвовали?

– Это уже на другой год. Отправились из Швейцарии в Савойю. Думали поднять восстание в Северной Италии. Крестьяне нас не поняли и не поднялись, а я опять засел в тюрьму, уже на шесть месяцев… О «Молодой Германии» слышали? – спросил он вдруг.

Фридрих даже вздрогнул от неожиданности. Он давно уж не вспоминал Гуцкова.

– Я не о литераторах, – Шаппер остановился. Дорогу им преграждала повозка, груженная овощами. – И что это он по-дурацки так ее поставил, – проворчал Шаппер, поднатужился, приподнял повозку и переставил ее на другое место. – Так вот, я о тайной группе в Швейцарии. Мы ее так назвали. А Гуцков уж появился потом и спер наше название. Я привлек в «Молодую Германию» многих немецких ремесленников. Потом, когда из Швейцарии меня турнули, ходил пешком по Франции, Бельгии. Лесничим был, бочаром был, варил пиво. А в Париже вступил в «Союз отверженных», слышали о такой организации немецких эмигрантов-рабочих? Ну, двенадцатого мая в тысяча восемьсот тридцать девятом году мы устроили восстание вместе с французскими братьями, думали, Париж поддержит. И опять же, парижский народ почему-то не поддержал, а я на семь месяцев засел в тюрьму Консьержери.

– После этого Англия? – спросил Фридрих.

– Верно. У друзей моих жизнь мало чем отличается. А здесь мы пожили месяц и стали организовывать наше «Просветительное общество». У нас и лекции читаются, и даже есть гимнастический зал… А теперь рассказывайте о себе вы, – предложил Шаппер. – Хотя, постойте, мы как раз подошли к хибаре Молля. Сейчас выпьем чаю, а вы и расскажете нам троим.

– Двоим? – переспросил Фридрих.

– Троим. Еще Генрих подойдет, тоже наш друг.

Иосиф Молль жил в покосившемся одноэтажном каменном доме. Стена дома заметно осела, и не только окна располагались здесь косо, внутри тоже все стояло под уклоном. Лишь часы на стене висели прямо. Часов в комнате было несколько, а передняя каморка – та вся была уставлена часами и механизмами к ним.

– Молль у нас часовщик, – объяснил Шаппер, – хотите, и вам часы починит? Много не возьмет.

Когда Молль поднялся навстречу, Фридриха поразили его необычайно широкие плечи. Рукопожатие тоже было могучим. А глаза спокойные, умные. Третий был худенький, небольшого роста, и звали его Бауэр.

«Боже великий! – подумал про себя Фридрих. – От одних Бауэров ушел, к другому пришел. Но этот как будто бы в самом деле другой».

– Мой новый знакомый, Фридрих Энгельс из Бармена. Возможно, станет нашим другом, – представил его Шаппер. – Ну, Энгельс, рассказывайте.

Фридрих смутился. Так сразу рассказывать о себе незнакомым людям он не пробовал. Даже заикаться начал слегка.

Молль налил чаю из медного чайника, придвинул булочки.

Говорить стало легче.

– Я расскажу вам не столько о себе, сколько о коммунизме. О том, почему я считаю идеи коммунизма единственно возможным и необходимым результатом развития всей немецкой философии.

– Ого! – проговорил Шаппер и подмигнул Моллю.

Через пять минут Фридрих почувствовал, что рассказ превращается в лекцию. Он говорил об учении философа Канта, о развитии его идей Гегелем, о работах Фейербаха и, наконец, о том, что думает сейчас о коммунизме сам он.

Трое слушателей сидели перед ним со спокойными задумчивыми лицами. Они оживились, лишь когда Фридрих заговорил о Вейтлинге. Молль потянулся к стопке книг и молча показал Фридриху зачитанную брошюру того же автора: «Человечество как оно есть и каким оно должно быть».

Фридрих наконец кончил. Он не мог понять, заинтересовала эта нечаянная лекция слушателей или прошла мимо них.

Несколько минут сидели молча, допивали холодный чай.

– Все это интересно и очень умно, – проговорил Молль, – и слов нет – вы добрый, думающий человек.

– Но, – сказал, улыбнувшись, Фридрих, – тут должно обязательно последовать «но»…

– И все-таки, оно последует, ваше «но». Как-то слишком от головы у вас все происходит. Получается, что к коммунизму у вас придут и офицеры, и фабриканты, и даже короли, когда в них проникнут достижения немецкой философии. По-вашему, идеи коммунизма открыли многоумные философы и они поведут за собой мир.

– А по-вашему как?

– А по-нашему так, – заговорил Шаппер. – Я, когда прочитал работу Вейтлинга, когда понял, каким должно быть человечество, прямо задрожал от счастья. А ведь Вейтлинг, между прочим, не с кафедры какой-нибудь философской, а обыкновенный портняжный подмастерье, как мы. Самый главный враг – это собственность, она основа всех несчастий наших. Удастся поделить всю собственность поровну – вот и наступит коммунизм, и люди станут братьями. Между прочим, Вейтлинг и в Библии нашел много мест, говорящих о коммунизме.

– Очень важно образование нас самих, рабочих, хорошее воспитание наших детей. Тогда мы и сможем поднять рабочее сословие из той нищеты, в которой оно находится, – вмешался Молль. – И ведь только кажется, что коммунизм устроить трудно. На самом-то деле очень просто. Будет все у всех поровну, люди станут рождаться равные и счастливые. Вы представляете жизнь, в которой нет ни одного несчастного человека?