Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

Судебное преследование «Новой рейнской газеты».

«Кельн, 4 августа. Наши осложнения с прокуратурой продолжаются… Вчера были вызваны в качестве свидетелей двое из наших редакторов – Дронке и Энгельс. Дронке временно отсутствует, а Энгельс явился, но, однако, не был допрошен под присягой, так как подозревают, что записка, недавно конфискованная в редакции нашей газеты, написана его рукой, и, таким образом, возможно, что и ему будет предъявлено обвинение».

Адвокаты, купцы, профессора, говоруны франкфуртского собрания сдавали позиции перед реакцией. Новое прусское правительство, составленное из либеральных дворян, которых возглавил богатый коммерсант Кампгаузен, за несколько месяцев не выполнило ни одного обещания.

Судебное преследование «Новой рейнской газеты».

«Кельн, 5 сентября. Вчера снова один из редакторов нашей газеты – Фридрих Энгельс – был вызван к судебному следователю в связи с делом Маркса и его соучастников, но на этот раз не в качестве свидетеля, а в качестве одного из обвиняемых».

Положение в стране усложнялось с каждой неделей. Газета тревожно писала об этом. Положение газеты усложнялось тоже.

В конце августа Маркс уехал добывать для газеты деньги. Рабочие читали газету повсюду, а местные либералы забирали назад свои паи.

Энгельс остался за главного редактора.

В начале октября после массовых выступлений рабочих в Кельне было объявлено осадное положение. Власти арестовали Шаппера. Пытались арестовать Молля, но рабочие отбили его.

«Лица, приметы которых описаны ниже, бежали, чтобы скрыться от следствия… настоятельно прошу все учреждения и чиновников, которых это касается, принять меры к розыску указанных лиц, а в случае поимки арестовать и доставить их ко мне.

Кельн, 3 октября 1848 г.

За обер-прокурора

Имя и фамилия – ФРИДРИХ ЭНГЕЛЬС; сословие – купец; место рождения и жительства – Бармен; религия – евангелическая; возраст – 27 лет; рост – 5 фунтов 8 дюймов; волосы и брови – темнорусые; лоб – обычный; глаза – серые; нос и рот – пропорциональные; зубы – хорошие; борода – каштановая; подбородок и лицо – овальные; цвет лица – здоровый; фигура – стройная».

В дедовском доме было глухо, пусто. Два дня Энгельс скрывался здесь.

Потом явился отец, он был взбешен.

– Я бы ни за что не пришел сюда, но меня умолила твоя мать.

– В таком случае считай, что меня здесь не видишь, – попробовал пошутить Фридрих.

– Наглость твоя переросла дозволенные границы, – не поддался шутке отец. – Или ты не знаешь, что газеты напечатали приказ о твоем аресте?

– Именно поэтому я здесь и отсиживаюсь…

– А я именно поэтому стою сейчас перед тобой… Я требую, чтобы ты немедленно освободил дом. По закону я обязан известить о тебе власти, чтобы содействовать твоему аресту. И сейчас по твоей воле я становлюсь государственным преступником. Мне нет дела, куда ты пойдешь отсюда, но в Вуппертале тебе не место.

Через день Энгельс перебрался в Бельгию.

Брюссельская полиция арестовала его, в арестантской карете отвезла на вокзал. Под конвоем полицейских он доехал до французской границы.

Париж был мертв и угрюм.

На бульварах прогуливались лишь буржуа да полицейские шпионы. С весенним революционным городом было покончено.

Здесь он оставаться не мог. Но и денег не было. До единственной страны, в которой его могли принять, до Швейцарии, он решил дойти пешком.

По дорогам бродили рабочие с семьями. Многие нищенствовали.

Энгельс спал на виноградниках. Иногда разговаривал с местными жителями и они подкармливали его.

Здоровенный мясник, высланный из Парижа на строительные работы, уговаривал Энгельса вступить в его бригаду, сулил хороший заработок.

Через две недели он добрался до Швейцарии.

Здесь Энгельс узнал, что осадное положение в Кельне отменено, газета снова выходит. Даже прочитал несколько новых номеров. И немедленно написал Марксу.

Маркс сразу выслал ему деньги, какие мог найти. Нашел он немного, свой остаток наследства он полностью вложил в газету.

Скоро пришло письмо из дома. Отец молчал, писала мама.

«Мне известно из достоверных источников, будто редакция „Новой рейнской газеты“ заявила, что если ты вернешься, то они не примут тебя обратно своим сотрудником… ты видишь теперь, что у тебя за друзья и чего ты можешь ожидать от них».

Энгельс грустно улыбался. Перед ним лежал номер «Рейнской газеты». Маркс объявлял, что состав редакции остается прежним. И лежало письмо Маркса, присланное вместе с деньгами: «Как мог ты предположить, что я брошу тебя хотя бы на одну минуту на произвол судьбы! Ты неизменно мой ближайший друг, как и я, надеюсь, твой», – писал Маркс.

Недели через две пришли деньги из дома. Скорей всего, тайно от отца их прислала мама.

«О Марксе я ничего не хочу более говорить, если он поступает так, как ты пишешь, и я нисколько не сомневаюсь, что он сделал все, что мог, и я благодарна ему от всего сердца… Теперь ты получил от нас деньги, и я прошу тебя, купи себе теплое пальто, чтобы оно у тебя было на тот случай, если вскоре наступят холода, и позаботься также о кальсонах и о ночной сорочке, чтобы в случае, если ты простудишься, что очень легко может случиться, у тебя была теплая одежда».

Милая мама! Она писала о теплых кальсонах, а он рвался из чахлой, застоявшейся Швейцарии назад в Кельн.

«Даже предварительное заключение в Кельне лучше жизни в свободной Швейцарии», – писал он Марксу.

Наконец угроза ареста отпала, и он сразу вернулся в газету.

Энгельс вошел в редакцию и увидел Веерта.

– Эй, Фрейлиграт, вы проиграли пари! – крикнул сразу Веерт. – Вы говорили, что Фридрих вернется в лучшем случае через три дня, но я-то его хорошо знаю: сказал, что сегодня он уже будет здесь, и, пожалуйста, наш Фридрих здесь.

Два процесса «Новой рейнской газеты».

« Кельн , 8 февраля. Вчера и сегодня в нашем суде присяжных снова состоялись два процесса по делам печати – против Маркса, главного редактора „Новой рейнской газеты“, Энгельса и Шаппера, сотрудников этой газеты… которые обвиняются в том, что они возбуждали народ против правительства в связи с отказом от уплаты налогов. Наблюдалось необычайное скопление народа. На обоих процессах обвиняемые защищали себя сами и стремились доказать неосновательность обвинения; это им удалось в такой степени, что присяжные вынесли в обоих случаях приговор „не виновны “».

Последние части революционной армии беспорядочно отступали к швейцарской границе.