Анатолий Инчин - Шумят леса Хинельские

— «Врагу нанесен сокрушительный удар. Он бежит, оставляя захваченную территорию, бросая технику… Десятки тысяч солдат фюрера устилают поля Подмосковья. Москва выстояла!..»

— Дождались! Слава богу, дождались светлого праздника! — повторяла бабка. Поцеловала, как святыню, листочек и передала его соседке.

«Вести с Советской Родины» переходили из рук в руки. Многие захотели сейчас же переписать их. Нашлась бумага, огрызок карандаша…

Много мы прошли с Калгановым, а все без толку. Партизаны исчезли… Они не ветер в поле, а поймать трудно. Говорили люди, будто подались с задеснинской степи в глубь Брянских лесов.

— Туда двинемся? — спросил Калганов, и сам ответил: — А куда же еще, голова-елова. Ясно, туда.

— Только память по себе оставим. Мне говорили, тут недалеко, километрах в трех от села, склад фашистских авиабомб. Охраняется полицаями и то кое-как.

— Хо, такой случай упускать нельзя, — сразу загорелся мой напарник. — Я кое-какой опыт в таких делах имею.

Под склад приспособлен крытый ток на полевом стане. Несколько месяцев назад здесь был развернут полевой аэродром. Часть бомб осталась, а вывезти на другой военный аэродром их не успели: помешало осеннее бездорожье.

Подобраться к колхозному току ночью — дело несложное. Укрыться можно в соломе: несколько стогов осталось еще с прошлой осени. Вот только полицаи…

— Я смотрю, у тебя руки так и чешутся, — усмехался Калганов, слушая мои размышления. — Мало, видно, в Стародубе тебе врезали… Ну-ну, не сердись, шучу я. Вот моя рука. Полицаев предоставь мне.

— Что придумал?

— Они больно самогон уважают. Вот их кто-нибудь и позовет в гости. Пока разберутся, что к чему, мы уже будем на полевом стане. А там…

— Пожалуй, это их отвлечет на некоторое время. Можно и нам выступить пораньше. Да, — спохватился я, — ты заправь свою зажигалку, и хорошо бы прихватить бутылочку бензина. Спроси у хозяйки, бабуся запасливая, может, одолжит…

— Исполню, товарищ начальник! — не удержался от зубоскальства Калганов.

Наутро мы были в Кренделевке, большом селе на самом севере Сумщины. Восточнее, в подожженном нами складе, продолжали рваться фашистские бомбы…

Калганов все оглядывался на зарево и черные тучи пыли, поднимавшиеся высоко в небо.

— А ведь хорошо придумали, а, лейтенант? Сколько людей своих сберегли? Сколько домов, зданий, заводов сохранили? Бомбочки-то на головы русских людей припасены… Пятисотки, не шутка!

В хату, куда мы вошли, почти следом за нами забежал шустрый хлопец. За клубами морозного воздуха его не сразу и разглядели. Вначале услышали прерывавшийся от возбуждения голос:

— Партизаны приехали! На конях, с пулеметами! У школы остановились.

Застегиваясь на ходу, мы выбежали вслед за хлопцем на улицу. И каковы же были мои изумление и радость, когда я нос к носу столкнулся с Сашей Быковым, одним из тех, кто после моего ранения на минном поле ушел с капитаном Наумовым на поиски партизан.

Неожиданная встреча лишила Быкова дара речи. Толстые губы его беззвучно шевелились. Он стоял, растерянно хлопая глазами.

— Совсем обалдел парень, — глядя на Сашу, смеялся Калганов. — Что это с ним, Анатолий, ты не можешь мне сказать?

— Да это же Быков, артиллерист! Вместе фронт хотели перейти, а теперь, как видишь, признавать не желает.

— Быков, — протянул Калганов. — А я было в бараны его произвел: смотрит на тебя, как на новые ворота, и ни бэ ни мэ!..

Не слушая Калганова, я тормошил Быкова:

— Где наши ребята? Все ли живы-здоровы! Или ты один здесь?

— Лейтенант! — наконец выговорил Саша и по-медвежьи растопырил руки для объятий. — Теперь верю, что вы — наш лейтенант!

— Да скажи же, наконец, где ребята? Что с ними?

— Ребята здесь, куда им деваться? Вон в той избе остановились.

Нахлестывая коня, по улице промчался паренек. — Микола Коршок шпарит, — заметил Быков. — Чего это он расскакался?

— На митинг!.. К школе!..

За плечами Коршка болталась самозарядная винтовка, отчаянно хлопая коня по боку и еще более подгоняя его. За поясом — обрез, заменявший, видно, лихому наезднику грозный маузер. Концы шарфа, разлетаясь в воздухе, словно крылья птицы, трепетали за спиной.

— На ми-т-и-и-инг! К школе-е! — доносил ветер уже из другого конца улицы.

Мальчишки, как им и полагается, бежали наперегонки, оглашая улицу радостными криками. У школы собралась большая толпа. Люди с любовью и надеждой смотрели на красное полотнище: уже и не чаяли!

На крыльце школы — партизанский комиссар Анисименко.

— Товарищи!

Как много значит для советского человека это простое слово «товарищ»! Стоило произнести его, и толпа плотнее обступила комиссара: каждый, как бывало, почувствовал локоть соседа, а все вместе — великую силу Родины. Слово «товарищ» было в те дни паролем патриотов.

— Тихо, хлопцы, комиссар говорить будет!

Председатель сельского Совета одного из районов Сумщины Анисименко решением райкома партии был оставлен для подпольной работы во вражеском тылу. Он сердцем чувствовал, о чем люди хотят знать.

— Враг будет разбит. Советский народ сломает хребет фашизму! Оказывайте врагу сопротивление, наносите ему урон везде, где только можно. Победа будет за нами!

Люди кричат «ура!», хлопают в ладоши, бросают вверх шапки. Комиссар улыбается. Митинг окончен, а жители все еще не расходятся.

Пожилые молчаливы и серьезны, молодежь шумлива и взбудоражена — отошла от стариков, сгрудилась вокруг партизанского баяниста. В середину чертом выскочил Калганов. Чья-то папаха, взятая напрокат, разудало сдвинута набекрень, чуб — на глаза. Николай дробно застучал каблуками. Сразу видно: прошел парень и медные трубы, и чертовы зубы.

— Вот выкаблучивает, сукин сын! — восторгались партизаны. — Кренделя выделывает!

Калганов в тот день был по-настоящему счастлив и хотел, чтобы все присутствующие разделяли его чувство.

— А ну, кума, порадуй меня, — вытащил он в круг зардевшуюся девушку.

Хочется ей пройти, подбоченясь, перед пригожим хлопцем, да народу много, смущается.

Николай тряхнул головой и, притопывая в такт припевке, остановился перед избранницей:

Тут уж не выдержала девушка, взмахнула платочком:

Саша Быков тоже доволен: наконец-то нашелся «его» лейтенант. И лейтенант этот уже принят капитаном Наумовым в Эсманский партизанский отряд. Вместе с Николаем Калгановым.

О том, как попал в отряд Николай Коршок, я услышал от Васи Дмитриева, моего земляка, мордвина из-под Ульяновска, которому Коршок спас жизнь. Благодаря Дмитриеву Коршок и стал партизаном.