Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Уже в первые недели после государственного переворота Густав, вероятно, при помощи Карла Фредрика Шеффера разработал новый порядок работы правительства. Новизна состояла в дроблении риксрода на советы, занимающиеся разными делами, и это автоматически ослабляло влияние риксрода как такового и усиливало влияние короля, поскольку только он являлся связующим звеном между этими советами. Согласно порядку, который был установлен 26 октября 1772 года и которого Густав никогда строго не придерживался, его рабочее время занимали преимущественно военные и внешнеполитические дела, а также внутренние вопросы, наряду с двором и аудиенциями, между тем как Статс-конторе, делам двора и экспедиции юстиции он должен был посвящать по одному часу в неделю. Риксрод должен был собираться четырежды в неделю и заслушивать доклады, но реально он все меньше участвовал в управлении и король все реже присутствовал в рискроде. В 1773 году была учреждена новая экспедиция торговли и финансов, в ней властвовал статс-секретарь Лильенкрантс, обладавший даже правом инициативы, которого не имели государственные советники. Как король Густав показал уже в своей ночной промемории 16 октября 1768 года, он не располагал сколько-нибудь глубокими познаниями в экономике и финансах и, доверяя Лильенкрантсу, позволил ему принимать решения в пределах его компетенции и даже снисходительно откладывал в сторону доклады по финансовым вопросам. Во внешнеполитических, внутренних и военных делах центральное положение постепенно завоевал Ульрик Шеффер. Король часто находился в поездках, и для управления требовалось крепкое правительственное ядро.

Переполнявшие короля интересы относились не только к сфере управления. Новый устав двора возник в результате кропотливого труда, проделанного самим Густавом по установлению рангов и церемониала. Он вдохновенно трудился над организацией празднеств, живыми картинами, карусельными играми и прежде всего над театром. Новый оперный дом, проект которого был утвержден в 1775 году и который проектировал Аделькрантс под надзором короля, был лишь одним из многих строительных предприятий. Густав сам делал архитектурные эскизы. Он набрасывал пьесы и сам играл на сцене перед своим двором, что многими не одобрялось. Он организовывал литературные вечера, на которых его окружали известные писатели. Там выступал даже Бельман.

«Никогда не было ничего подобного тому беспорядку, который царит теперь при его дворе, неразберихе, которая сопутствует всем делам правления», — писал Ульрик Шеффер 21 марта 1779 года в своей резкой характеристике Густава.

Государственную жизнь в правление Густава III должны были регулировать законы и уставы. Форма правления была принята спешно в 1772 году. Густав сам как автор в 1774 году сымпровизировал новое постановление о свободе печати. Поводом к этому явилось судебное дело о нарушении свободы печати против газеты К. К. Ёрвелля «Алльменна тиднингар», побудившее гофгерихт Свеа задаться прямым вопросом — соответствует ли новой конституции постановление колпаков о свободе печати от 1766 года. Документ гофгерихта был предложен на рассмотрение риксрода 13 апреля 1774 года и обсуждался там 18 апреля; при этом были высказаны различные взгляды на свободу печати. Спустя восемь дней, 26 апреля, Густав выступил в риксроде с новым постановлением о свободе печати и речью для протокола, оценивавшей принцип свободы печати в связи с учениями о свободе французских физиократов, особенно Мерсье, учение которого в речи повторяется дословно. Что король был горд своим сочинением, следует из того, что он послал его Вольтеру, дабы показать просвещенность своего образа мыслей. В действительности новое постановление в важнейших пунктах было более ограничительным, нежели постановление 1766 года. Если названное последним устанавливало штраф за нападки на основные законы, то постановление 1774 года устанавливало наказания как за государственное преступление тому, кто подвергал сомнению не только основные законы, но также верховную власть, величие и право короля и государства. Ответственность за преступное сочинение должен был нести не только автор, как в постановлении о свободе печати 1766 года, но и издатель, и это должно было стать для издателей сильным сдерживающим фактором в случаях сомнений относительно осуществления той или иной публикации. Протоколы риксрода и акты риксдага становились не такими открытыми, как прежде.

Новое постановление о свободе печати должно было оказаться эффективным инструментом для противодействия выступлениям политической оппозиции в прессе и в литературе.

Насколько макиявеллиевским был расчет Густава, когда он на европейской сцене срывал аплодисменты за свое свободомыслие, между тем как в действительности усиливал свой контроль над формированием общественного мнения? Ответить на этот вопрос чрезвычайно трудно, так как нельзя сказать, насколько Густав сам осознавал, что творил. В обоих упомянутых здесь случаях он усилил текст сравнительно с первоначальным содержанием черновика, из чего можно заключить, что он продумал свои положения. Но, с другой стороны, это усиление могло произойти под влиянием состоявшегося в совете 18 апреля обсуждения, особенно же весомого выступления Хёпкена против слишком далеко идущей свободы печати. Основополагающая идеологическая установка Густава была благожелательной к свободе печати, и у него не было надобности бравировать перед Вольтером своим сочинением, если бы он не намеревался использовать основные принципы Мерсье и Мирабо. Однако последовательность и теперь не была его сильной стороной, и воспоминания об обменах ядовитыми мнениями на последнем риксдаге эры свобод наверняка подрывали принципы Густава. По европейским же меркам даже и новое шведское постановление о свободе печати отличалось просвещенностью и свободомыслием.

Его действие было по-прежнему скрытым. Истинной проверкой нового государственного строя должна была стать первая после 1772 года встреча правительства и сословий.

Распуская после государственного переворота сословия, Густав выразил надежду снова встретиться с ними через шесть лет и тогда предоставить им заняться оздоровленными финансами страны. В 1778 году назначенный срок истек, а результаты проведенной Лильенкрантсом девальвации были хотя и спорными, но не настолько, чтобы в подходящем свете не быть предъявленными сословиям. Водочная регалия возбуждала растущее недовольство, но это было важно в первую очередь для крестьянства, которое не являлось сословием, формирующим общественное мнение. Какая-либо организованная оппозиция не просматривалась. Партии эры свобод исчерпали свою роль, когда в результате радикальной политики колпаков среди недворянских сословий политические противоречия вылились в борьбу за сословные привилегии и ведущую роль дворянства в шведском обществе. Показательно, что пребывавшие в Стокгольме министры враждебно настроенных по отношению к Густаву стран тщетно искали людей, которые могли бы взять на себя руководящую роль лидеров старых колпаков, когда в октябре 1778 года собрался риксдаг. Единственным значительным политиком, явно критически относившимся к политике короля, был Ферсен, доверенное лицо Франции и главный лидер шляп, который занимал пассивно-одобрительную позицию по отношению к государственному перевороту 1772 года. Больше, чем что-либо иное, свидетельствует об отсутствии альтернативы существовавшему режиму правления то, что именно с Ферсеном связывали свои смутные ожидания посланники России, Дании и Англии.