Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

За сословиями сохранялось право вводить чрезвычайный налог и право надзора за государственным банком сословий; их одобрение являлось необходимым для оказания чрезвычайной военной помощи и обложения чрезвычайными податями, кроме случая, когда государство подвергалось нападению и король должен был принять спешные оборонительные меры. До сих пор Густав в кратких и общих выражениях следовал основным правилам Мерсье. Согласие сословий требовалось на сухопутную и морскую войну, которые король «делал» в соответствии с §48 Государственной конституции, но, с другой стороны, согласно §45, король обладал правом охранять и избавлять государство от внешней опасности. Как это будет осуществляться в жизни, было и осталось вопросом неразрешенным. Сквозным принципом являлось то, что возможности сословий вмешиваться в текущие дела управления государством оказались сильно ограниченными, как и их право участвовать в осуществлении правосудия. Сословия не могли собираться на срок, превышающий три месяца. Их власть «эры свобод» была заменена на равновесие властей, в котором в действительности перевешивала королевская власть.

Через два дня после государственного переворота, когда новая форма правления была одобрена сословиями, в государственном устройстве имелась одна реалия, которая затеняла собой все: вооруженные силы, находившиеся в распоряжении Густава III. То обстоятельство, что он все же ограничивал свои полномочия, в данный момент могло служить доказательством его истинного стремления к примирению и того, что фразы о восстановлении свободы не были только красивыми словами. Но эта сработанная на скорую руку форма правления была в сравнении с ее предшественницей 1720 года продуктом с государственно-правовой точки зрения сырым, неясным и плохо продуманным, полным красноречия и модных слов. Она таила в себе возможности для многих разногласий.

Толкование Густавом «свободы» было историческим. Его форма правления отменяла все основные законы 1680 года, но более ранние должны были свято чтиться. То были устав риксдага 1617 года Густава II Адольфа и постановление о Рыцарском доме 1626 года; форму правления 1634 года Густав III признавал не иначе как временной, рассчитанной на годы до совершеннолетия Кристины. Государственное устройство эпохи великодержавна до введения Каролинского единовластия, политика примирения Густава Адольфа — вот это и была свобода, несколько дополненная новым учением о разделении властей. Можно найти различия в форме правления 1772 года с тем проектом конституции, над которым Густав работал в ноябре 1768 года. Но еще в июне-июле 1772-го разные побуждения заставляли его колебаться то в том, то в другом направлении: с одной стороны, требования сильной королевской власти, с другой — он был связан клятвой сохранить конституцию «эры свобод» и претворить в жизнь замысел Спренгтпортена о двухпалатном парламенте по английской модели. И естественно, что ход и результат государственного переворота лишь в последнюю очередь должны были стать определяющими то, что он отважился потребовать и в чем благоразумие продиктовало ему пойти на уступки. Форма правления 1772 года была сработана на скорую руку и кое в чем несет на себе отпечаток монархической небрежности. Для Густава тоже были существенными не эти параграфы, а то содержание, которое он хотел вложить в них. «Густавианский» дух в современной упаковке.

Понадобилось несколько лет на то, чтобы это стало очевидным, поскольку сословия были быстренько распущены по домам, партии прекратили свою деятельность, и другие, не конституционные вопросы требовали внимания центрального государственного руководства и кругов, формировавших в стране общественное мнение. Наступило временное облегчение благодаря внутреннему миру, благодаря тому, что вдруг прекратились жестокие противоречия и политическая карусель коррупции, накладывавшие отпечаток на повседневную жизнь дворянского и недворянского высшего класса, который и являл собой официальную Швецию. Общественная жизнь набирала ход, так как не сдерживалась партийными противоречиями и проявлениями верноподданнических чувств. Риск войны с тремя державами, гарантировавшими конституцию 1720 года, — Россией, Данией и Пруссией — дал пищу для политических спекуляций и одновременно явился сильным стимулом к объединению. Волна нового демократического мышления, атаки податных сословий на сословные привилегии пока сдерживались вооруженным единством короля, высшего военного командования и чиновников, занимавших ключевые посты. Это, вероятно, способствовало настроениям, стимулировавшим активность общественной жизни.

Но стрелки часов нельзя было перевести назад: процесс выравнивания сословий продолжался, хотя и не приобрел политического выражения. Несколько скандалов, связанных с коррупцией, сделали необходимым проведение очистительной акции против чересчур своевольных и самодовольных чиновников. Она началась с разбирательства с гофгерихтом в Гёта и затем перешла в общую проверку деятельности властей в стране. Серьезнее недовольства чиновниками, которое разделял король со своими помощниками, были открытые волнения податных крестьян в разных частях страны, направленные против требований землевладельцев и в значительной мере вызванные скудными урожаями 1771 и 1772 годов. Это недовольство особенно сильно проявилось в юго-восточной Финляндии, в лене Кюммене. Якобу Магнусу Спренгтпортену было поручено успокоить там крестьян, и ему удалось это сделать, так как он сочувствовал крестьянам и негодовал на помещиков, особенно на ландсхёвдинга Рамсея, которого считал деспотом. Демократические идеи Спренгтпортена не нашли у Густава особенного понимания, как и в вопросе о конституции, но во всяком случае побудили короля посетить Финляндию, где его нога никогда прежде не ступала, произвести административное деление губерний и учредить новый гофгерихт в Васа. Это произошло в 1775 году. По внешнеполитическим мотивам интересы короля начали обращаться к пограничным областям государства.

Но в годы, последовавшие за революцией, он с неутомимым усердием посвящал себя делам управления и административным мероприятиям, сфере культуры и развлечениям. Он хорошо разбирался в том, каким людям можно поручить то или иное задание. Среди его советчиков особое положение заняли братья Шефферы: Ульрик на посту президента канцелярии, а Карл Фредрик — неофициально, вне риксрода. Между тем, когда Ферсен вскоре вышел из состава совета и вновь занял критически-выжидательную по отношению к Густаву позицию, король сумел убедить старого лидера шляп Андерса Юхана фон Хёпкена снова войти в состав совета и своим большим авторитетом способствовать стабильности правительственных кругов. Внешний круг компетентных людей, и старших, и более молодых, дополнился кругом внутренним, в значительной степени независимо от прежней партийной принадлежности. Здесь особое положение приобрел государственный секретарь Юхан Лильенкрантс, выдвинутый братьями Шефферами как эксперт по финансам: этому человеку удалось привести в порядок финансы благодаря удачно проведенной девальвации с единым обменным курсом и вексельному уставу 1777 года. Он же предпринял закончившуюся полным провалом попытку увеличить государственные доходы водочной регалией и учреждением коронных винокуренных заводов; это потом способствовало возникновению новой политической оппозиции.