Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Пребывание в Риме проходило в изучении искусства и в светской жизни. По Адлербету, фрески Сикстинской капеллы весьма несовершенны и не вполне пристойны. Античные статуи в Ватикане, которые осматривались под личным руководством Папы в самый Новый год, доставили тем большее удовольствие. С точки зрения общества, Густав со своей свитой подпали под присмотр и влияние французского посла кардинала де Берни. Недоступность императора и обходительность кардинала обоюдно способствовали этой однобокости дипломатического общения, которое первоначально мыслилось, кажется, как довольно непредвзятое ознакомление. Екатерина II издалека тоже соблюдала видимость доверительной дружбы, обусловленную неопределенностью того, к чему могут привести противоречия интересов с Турцией. «Но если бы я мог выразить все дружественные чувства, всю нежность, испытываемые Ее императорским величеством к Вашему королевскому величеству и всему вашему высокому дому, которые всеми своими речами и всем своим обхождением со мной она благоволит проявлять, то сердце Вашего величества, столь высоко ценящего все исходящие от сей вышеупомянутой государыни знаки дружбы, было бы этим в высшей степени тронуто», — ворковал Нолькен в депеше от 17 октября, которая в Пизе была вручена королю лично в руки. Во всяком случае, Екатерина старалась внушить императору Иосифу, что личный контакт с королем Швеции может оказаться полезным. Это вовсе не подразумевало никаких иллюзий относительно того, что определяющие связи Густава должны были быть иными, чем традиционное согласие с Францией. Но доверительная по форме переписка между Густавом и нею поддерживалась, и монархи обменивались подарками.

Пребывание в Италии было одним из самых больших представлений, затеянных Густавом, и в действительности одним из самых бедных на события, ибо все события политического значения происходили в других странах. В Швеции довершались вооружение и планы отложенного нападения на Данию-Норвегию; посредством корреспонденции Густав принимал участие в шлифовке этих планов, пользуясь помощью Эверта Таубе как военного человека и сведущего советчика. После холодных встреч с императором Иосифом Густав начал готовить сближение с Пруссией, но уклончивая позиция Фридриха II сдерживала переговоры. Густав явно стремился создать впечатление, что занимает самостоятельную позицию в европейской системе альянсов и может выбирать между империями и Францией. Он сам по крайней мере время от времени верил в эту свою позицию, подбадриваемый приветливостью и французского двора, и российской императрицы. Он получил приглашение приехать в Париж как продолжение итальянского путешествия, и Екатерина приказала своим посланникам при итальянских дворах быть в распоряжении Густава. Если судить по тону писем Густава к Кройтцу, личные симпатии короля в конце 1783 года были на русско-австрийской стороне. Его старая вражда с Верженном давала о себе знать и еще больше разжигалась тем, что Верженн стремился посредничать в примирении Турции и России, а это прямо противоречило желаниям Густава. Он, напротив, хотел сохранить добрые отношения с французской королевской семьей. В общем и целом он считал нужным очаровывать правящие монаршие дома.

Следуя этому, он 29 января продолжил путь из Рима в Неаполь, чтобы посетить короля Фердинанда IV и королеву Марию Каролину, сестру императора Иосифа и Марии Антуанетты Французской. Там царили приветливые и непринужденные настроения, но отсутствовала какая-либо интеллектуальная атмосфера. Густав осмотрел произведения искусства, с трудом и неохотой поднялся на Везувий и побывал в Помпеях, Геркулануме, Сорренто, Амальфи и Пестуме. Испытанием для Густава стали любовь короля Фердинанда к охоте, бешеной верховой езде и физическим упражнениям, в то время как Армфельт чувствовал себя как рыба в воде и завоевал великую благосклонность королевской четы. В начале марта Густав со свитой возвратился в Рим отмечать Пасху. Политическая ситуация уже изменилась в нескольких важных отношениях, и это становилось все более и более очевидным.

Между Россией и Турцией было заключено мирное соглашение, означавшее триумф русской наступательной политики, так как Высокая Порта смирилась с оккупацией Крыма. Основная предпосылка Густава в его планах нападения на Данию, таким образом, исчезла. Чего не ведал Густав, когда в Неаполе получил известие о мирном соглашении от русского министра Разумовского, позднее аккредитованного в Копенгагене и Стокгольме, так это того, что Екатерина II уже узнала о тайных попытках шведского короля подстрекать через своего министра в Константинополе Хейденстама турок к сопротивлению. Это, совершенно естественно, произвело весьма отрицательное впечатление на Екатерину, которая теперь могла свободно располагать своими вооруженными силами, концентрируя их где угодно. В Стокгольме 13 марта от жестокой горячки скоропостижно скончался генерал-адмирал Тролле. Это означало, что среди военных советчиков Густава не стало выдающегося специалиста. Его преемник, Карл Аугуст Эренсвэрд, был в своем роде гениальным человеком, но не обладал реалистичным мышлением Тролле. Воля, которая одна только и могла удержать Густава от опрометчивого молниеносного нападения на Данию, более не существовала. Густав уже решил отказаться от планов нападения еще до того, как получил сообщение о кончине Тролле, поскольку русско-турецкое соглашение расстроило предпосылки к этому нападению. Он отдавал себе отчет в том, насколько более ограниченной стала свобода его политических маневров.

16 апреля Густав в обстановке строжайшей секретности встретился в одной из часовен собора Св. Петра с одним из ведущих дипломатов России Марковым, который был назначен русским министром в Стокгольме. Беседа имела большое значение для будущих отношений Швеции и России, и она показала, насколько суровее стал климат этих отношений. Согласно донесению Маркова императрице, которое является единственным наличным источником содержания этой беседы, Густав начал с повторного предложения о заключении семейного пакта такого же рода, какой он представил во Фредриксхамне. Было констатировано, что в окончательном тексте это будет означать, что Россия разорвет свой союз с Данией, а Швеция, со своей стороны, разорвет альянс с Турцией. Марков спросил, может ли Густав привести какие-либо пункты жалоб на Данию. «У меня на Данию жалобы вечные», — ответил Густав; она всегда проявляла по отношению к Швеции злую волю, коварство и предательство, и она с Россией участвовала по поводу Гольштейна в сделке, которая ущемила все права Густава. Правда, нанесенный ущерб не станет реальным, покуда не пресечется род великого князя, а это не кажется вероятным. Что касается Турции, императрице только что угрожали разрывом с этой державой. Никто не верит в продолжительность недавно заключенного мирного соглашения и никто не верит в то, что император разделит точку зрения императрицы по этому вопросу, не будучи уверенным в ее благодарности. Поэтому дружба или вражда Густава скоро могут стать важными для России, ведь он может угрожать Петербургу. Затем последовали долгие препирательства. Марков указал на потребность России в гаванях и на местоположение Дании как сторожа Зунда. Густав возразил, сказав, что датская армия развалена, а репутация ее флота меняется. Тогда Марков осведомился, намерен ли Густав завоевать всю Данию. Густав указал, что Марков уклоняется от темы, каковой является альянс между императрицей и им. Но Марков упорно держался своего предмета, утверждая, что Франция не позволит Густаву завоевать Данию. Импровизация в его, Густава, собственном стиле: он тут же согласился и заявил, что это должно успокоить Россию. Ведь в таком случае Швеция не нуждается в альянсе с Францией, возразил Марков. Согласно его рассказу, Густав тут начал «восторгаться» традиционной любовью шведского народа к Франции и ненавистью к Дании. Если бы сейчас императрица так желала Дании добра, сказал он, то она, пожалуй, могла бы дать ей компенсацию за Норвегию, скажем, в Германии? Этого Марков не пожелал принять всерьез, но Густав мечтал о будущем. Беседа завершилась извинением Густава за то, что из Италии ему надо ехать во Францию, что необходимо, так как его предыдущее посещение этой страны было столь внезапно прервано кончиной отца.