Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля

В конце 30-х годов все обстояло иначе. Член ЦК партии меньшевиков, признанный архивист, снискавший славу «Геродота социал-демократии», Николаевский числился по ведомству активных политических врагов большевизма. Хотя его научные заслуги не подвергались сомнению, идеологически Николаевский был неприемлем для сталинского режима. Он стал неугодным уже в 1922 году наряду со многими видными представителями «буржуазной» интеллигенции, высланной за границу по указанию Ленина. Через десять лет лишен советского гражданства.

А. Ларина вспоминает, что в 1936 году в Париже Николаевский вел переговоры с Бухариным о продаже архива немецкой социал-демократии, содержащего рукописи К. Маркса. Она считает, что «Письмо старого большевика» в «Социалистическом вестнике» написал Николаевский и тем самым приблизил конец Бухарина.

«Борис Иванович, — пишет Н. Берберова, — был историком, членом партии РСДРП меньшевиков, собирателем редких исторических книг и документов. Одно время он заведовал архивами Троцкого в Славянской библиотеке в Париже (на улице Мишле) и имел связи как с международной социал-демократией, так и с приезжающими из СССР крупными большевиками. У него были ответы на многие вопросы…» [177] Берберова Н. Железная женщина. М., 1991. С. 242. Добавлю: в том числе и вопросы Бабеля. Как к автору книг и статей об Азефе. Когда старый московский знакомец, бывший главный режиссер Еврейского государственного театра Алексей Михайлович Грановский, ставший невозвращенцем с 1928 года, предложил Бабелю писать сценарий фильма, он без колебаний согласился. С Грановским его связывали давние творческие узы: несколько лет тому назад, в Москве, Бабель делал надписи к фильму Грановского «Еврейское счастье» по рассказам Шолом-Алейхема. Новое предложение казалось заманчивым. Как вспоминает жена писателя А. Н. Пирожкова, Бабель начинал сценарий об Азефе вместе с вдовой эсера Виктора Чернова О. Е. Колбасиной, хорошо знавшей этого провокатора. «Она рассказывала мне, что были написаны, кажется, две сцены, Бабель их ей диктовал» [178] Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 242. . По каким-то причинам фильм Грановского в Париже не состоялся, однако Бабель не терял надежды запустить сценарий в производство на родине [179] См. короткое сообщение в газете «За большевистский фильм» (1934. 25 августа. № 12) о том, что Бабель «работает над сценарием „Азеф“ для второй фабрики». .

Итак, встречи с Николаевским понятны. Оба, как выясняется, имели друг к другу взаимный интерес. А в протоколе майских допросов следователи игнорируют творческий характер бабелевской заинтересованности, что видно хотя бы по расстановке политических акцентов: «антисоветские установки Воронского», «фашиствующий троцкист Суварин» и проч. В остальном текст протокола сохраняет верность первоисточнику и содержит некоторые любопытные подробности.

«Встреча с Николаевским произошла на квартире невозвращенца режиссера Грановского в гостинице возле Елисейских полей, точного адреса я не припоминаю.

Грановский пригласил меня для переговоров о написании фильма „Азеф“. Когда я пришел к нему, то застал уже Николаевского, который предполагался Грановским в качестве консультанта фильма. Предложение Грановского написать фильм я принял и условился с Николаевским о следующей встрече для того, чтобы получить у него новые материалы о конце Азефа, умершего, как это установил Николаевский, владельцем корсетной мастерской в Берлине.

Вопрос: Состоялась ли ваша следующая встреча с меньшевиком Николаевским?

Ответ: Да, состоялась. Я встретился с Николаевским в кафе на улице Вожирар, куда он мне принес обещанные материалы.

Разговор о будущем фильме был очень короткий, после чего Николаевский стал настойчиво допытываться у меня о положении в СССР. Помню, что его особо интересовали последние работы института Маркса — Энгельса — Ленина. Попутно он мне рассказал, что ему удалось вывезти из Берлина очень ценный архив Маркса.

На вопрос об ИМЭЛе я никакого ответа Николаевскому дать не смог, так как не располагал соответствующими сведениями. Тогда он перешел к расспросам о коллективизации и положении в советской деревне.

Вопрос: Как же вы осветили Николаевскому положение в колхозной деревне?

Ответ: Не давая перспектив развития колхозной деревни, потому что я их тогда не понимал, я в красочной форме изобразил мою недавнюю поездку по новым колхозам Киевской области на Украине, во время которой я наблюдал много тяжелых сцен и большую неустроенность.

Свидание с Николаевским длилось около часа. Мы уговорились встретиться через 2–3 дня и на этом расстались.

На следующий день я отправился к нашему послу в Париже Довгалевскому и попросил у него указаний, можно ли привлечь Николаевского к совместной работе по фильму? Довгалевский на это ответил, что Николаевский является весьма активным и опасным врагом, и поэтому на третью встречу с Николаевским я не рискнув пойти и больше с ним не встречался».

Парижские встречи с Борисом Сувариным были столь же интересны, сколь и опасны для репутации советского писателя. Знакомство с ним, судя по тексту показаний Бабеля, написанных в заточении, произошло почти случайно или, скорее всего, по инициативе Суварина. Имя этого человека русскому читателю практически неизвестно, тем нужнее пояснения к портрету.

Из примечаний к собранию сочинений В. Ульянова (Ленина): «Суварин Борис — французский социалист, журналист. В годы мировой империалистической войны — центрист, сторонник Троцкого. В 1921 году вошел в Коммунистическую партию Франции, из которой за троцкистскую деятельность в 1924 году был исключен.

В настоящее время — один из лидеров французских троцкистов, выступает в буржуазной прессе против коммунистического движения и Советского государства». В том же томе напечатано «Открытое письмо Борису Суварину как ответ на его статью, поднимающую „важнейшие вопросы международного социализма“» [180] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5-е. М., 1962. Т. 30. С. 261, 527. .

Оставим в стороне старую полемику, поскольку она не имеет прямого отношения к рассказу о Бабеле. Мое обращение к примечанию рассчитано на тех, кто подумает о Суварине самым тривиальным образом: не агент ли империализма? не шарлатан ли? Неосведомленный читатель может быть спокоен. «Гражданин Суварин», как называет его Ленин, — весьма заметный цветок в европейской политической флоре XX столетия. Он хорошо ориентировался в проблемах международного коммунистического движения, знал толк в партийных оттенках и закулисную сторону деятельности Коминтерна, будучи одно время членом исполнительного комитета (ИККИ). Перу Суварина принадлежит, кажется, первая зарубежная биография Сталина (1935 г.) с подзаголовком «Исторический очерк о большевизме» [181] В том же году вышла книга французского писателя-коммуниста А. Барбюса «Сталин», написанная, естественно, с других позиций. Но чья книга появилась первой? и книга «Кошмар в СССР» (1937 г.), не переведенные на русский язык до сих пор. По меркам былых советских времен Суварин, разумеется, не кто иной, как ренегат, но сегодня, когда мы узнали, что такое сталинизм, можно сказать иначе: рано прозревший, быстро разочаровавшийся. Вклад Суварина в разоблачение сталинской тоталитарной системы, я уверен, еще будет по достоинству оценен русскими историками.