Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

Вскоре в Дарго пришло известие о том, что жители Андийского вилаета хотят примириться с русскими, помогают оставленным солдатам и офицерам продовольствием и одеждой, отказываются подчиняться наибам Шамиля.

Узнав об этом, имам написал приказ Рамадану: «Всех, кто будет оказывать содействие врагам, давать им продовольствие, продавать бурки, жестоко наказывай. Первым пойманным с поличным отруби головы и отправь тем, кто их совращает с пути истинного, чтобы неповадно было остальным. Лучше пожертвовать несколькими, но не потерять всех».

Рамадан так и сделал. Поймав трех жителей Анди, которые несли для продажи офицерам известные всему Кавказу и России андийские ворсистые бурки, отсек головы и ночью насадил на колья возле ручья, где солдаты набирали воду. В зубы одной из голов втиснул бумагу, на которой было написано по-русски: «Главному наибу гяуров дарим мы эти головы. Бери их и знай, что так мы будем поступать со всеми, кого вы будете совращать деньгами и всякими дарами. До сих пор мы вами занимались недостаточно, но отныне вы увидите, что произойдет между вами и нами».

Шамиль жил в старом Дарго, отсюда шли директивы, распоряжения и приказы, связанные с оборонительными мероприятиями. Сюда вскоре пришло известие о том, что жена его Патимат тяжело больна. Он решил съездить к семье в Сальбери. По пути завернул в Новое Дарго к наибу Джавад-хану. Вечером приехал доверенный человек от наиба Талгика, который сообщил, что Воронцов идет к старому Дарго. Тогда имам отправил Юнуса и Мухамед-Тагира навестить Патимат, сам вернулся в старое Дарго. Там он нашел отряды Кебед-Магомы и Хаджи-Мурада, которые шли, преследуя войска главнокомандующего, начиная от Андийского вилаета. Опередив русских, они явились в резиденцию имама. Утомленные трудной дорогой и битвами, мюриды отдыхали. На тропах были выставлены пикеты. Прибывшие вслед за Шамилем мичиковские, веденские и другие отряды расположились в лесах вокруг Дарго.

Несмотря на то что в селении и окрестных лесах находилось много воинов, ни движения, ни шума не было слышно. Шамиль забрался на одну из самых высоких сторожевых башен в ауле, и стал всматриваться в даль, откуда шла дорога. Там, внизу, лежало погруженное в дремоту, поросшее густым лесом глубокое ущелье. Кроны деревьев, сплетясь в сплошную зеленую массу, едва колыхались, как гребни изумрудных волн от дуновения ветра. Садилось солнце. Закат гигантским пожарищем алел над синей грядой станового хребта. Неподвижные кучевые облака, озаренные заходящими лучами, причудливо возвышались на зубчатых гранях гор. Все дышало величием первозданной красоты и покоя. Только внизу в мрачных лесных чащобах было неспокойно. Откуда-то издалека, словно из преисподней, доносились глухие удары. Шамиль знал, что это удары топора, расчищающего путь врагу. Пробиваясь сквозь густые кроны грабов, карагача и вековых дубов, вдали, рассеиваясь белесым туманом, поднимался дым. Горное эхо, слабея от расстояний, подхватив каждый звук, старалось перебросить его с хребта на хребет.

Вслушиваясь в эти звуки, имам хмурил брови. Здесь, в поднебесной башне, ему казалось, что он ближе к аллаху, который поможет решить — оставаться в Дарго для встречи с врагом или, предав огню аул, уйти. Обрадовать легкой победой гяуров, а потом неожиданным ударом, с более выгодных позиций, начать уничтожение по частям. Так думал имам, застыв монументом на вершине башни. Только длинные полы черкески, подхваченные ветром, колыхались, как крылья готовившейся к взлету гигантской птицы.

Вечером, после молитвы, он призвал к себе наибов, изложил свои соображения:

— Штурм Дарго мы выдержим. Но осадное положение в этих условиях мне кажется бессмысленным. В горах Дагестана, где мало лесов, поневоле приходится использовать стены домов, высоты, ущелья, лощины и все прочее, что может стать прикрытием. А здесь всюду леса. В их чащобах как нигде хорошо можно укрыться и с наименьшими потерями наносить больший урон врагу.

Было решено сжечь Дарго и покинуть его.

Тут же имам предложил план действий: не чинить препятствий продвижению вражеских сил до тех пор, пока они не подойдут к Дарго. Размещенные в лесах вокруг бывшей резиденции отряды имама должны одновременно наносить со всех сторон удары. Для преграждения путей отхода к горам Хаджи-Мураду, Кебед-Магоме и вернувшемуся из Аварии Даниель-беку занять верхние дороги; чтобы отрезать отход к равнине чеченским отрядам Эски и Дуба, сделать заграждения из сваленных деревьев по обеим сторонам нижней дороги, снайперам облюбовать и замаскировать гнезда под кронами лиственниц.

Беспрепятственно двигалось войско Воронцова по лесным дорогам Чечни, лишь кое-где испорченным взрывами и обвалами. Настроение у командующего было неплохое. Он вкушал радость победы, не сомневаясь в том, что шайки горцев оробели перед его силой. На расстоянии семи верст от Дарго он сделал привал. Данные разведки были утешительные: резиденция имама пуста. Только сердца бывалых солдат чуяли что-то недоброе в молчании врага. Их печальные взоры с тоской обращались к северу. Там, за серебристой лентой Терека, бескрайними просторами расстилалась святая Русь. Придется ли увидеть еще свои милые деревеньки, покорных и бунтующих односельчан, придавленных крепостным правом? А может, больше уж не прижаться к груди родимой матушки, не порадоваться любовью женушки. Впереди неизвестность. За угрюмым лесом, суровыми горами, может, ждет их коса смерти.

Только у главнокомандующего настроение не падало. Ему было доставлено особо важное письмо от Его императорского величества. Николай I, по плану которого была проведена экспедиция в глубь гор Дагестана, писал: «Бог ниспослал успех на вас и войска, чтоб никто, никогда не побеждал войска русского, настоящих патриотов, преданных своему государю, когда они беспрекословно идут туда, куда им указывает рука царя, направляемая Господом Богом».

«Взяв» резиденцию Шамиля, Воронцов хотел завершить дело до наступления осенних холодов. Он решил рискнуть еще раз — пойти в Дарго, не дожидаясь подхода обоза с провиантом. Дорога шла то по глубоким оврагам, то по узким гребням поросших лесом гор. На первой же версте от места привала авангард Воронцова был встречен огнем мюридов, которые засели за деревьями по обеим сторонам дороги. Первый завал, за которым следовали еще девятнадцать, пришлось брать штурмом, ценою больших жертв.

У второго завала штаб вместе с главнокомандующим и генералом Модером попал под обстрел шамилевской пехоты, укрывшейся в лесу. Жерла артиллерийских орудий, обращенные в ту сторону леса, откуда больше всего стреляли, после первого залпа горцев умолкли — прислуга была уничтожена. Та же участь постигла следующую. Стрельба учащалась. Орудия бездействовали. Жизнь самого Воронцова оказалась в опасности. Тогда к одной из пушек подошел генерал Фок. Зарядил ее, но, не успев выстрелить, пал, смертельно сраженный. Обратившись к грузинской милиции и сотне казаков, Воронцов приказал им идти в обход и с двух сторон прочесать лес. После этого стрельба постепенно стала редеть, а потом и вовсе прекратилась.