Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

Отряд двинулся дальше. Одна из колонн подошла к узкому, покрытому вековым лесом перешейку, гребень хребта шириной был не более двух сажен. Боковые цепи, не имея возможности идти над обрывом, тянулись по тропе. За выступом скалы над тропой оказались мюриды, меткие стрелки. На крутом склоне с трудом, но быстро солдаты установили два орудия, но не успели сделать выстрела — прислуга была уничтожена.

Вновь пришлось действовать милиционерам и казакам. Только к вечеру в сумерках измученные войска с большими потерями достигли сожженного Дарго. Уцелела лишь часть домов в солдатской слободе, на стенах которых пестрели надписи нецензурной брани в адрес Николая I и призывы к солдатам: «Братцы, не старайтесь во имя умножения владений кровавого изверга». Вечером до слуха рядовых и главнокомандующего доходили звуки барабана и песен, распеваемых русскими перебежчиками в лагере Шамиля.

В Дарго снова ощутился острый недостаток провианта. И когда командующий получил известие о движении со стороны Анди транспорта с провизией, он выслал навстречу ему три колонны под водительством генералов Клюки фон Клюгенау, Пассека и Викторова вместе с эвакуируемыми ранеными и больными. Разгрузив провиант, транспорт должен был возвратиться в Анди, забрав госпитальных.

Но дорога от Дарго, пройденная несколько дней тому назад, вновь оказалась испорченной и прегражденной завалами. Головной отряд, составленный из казачьих сотен и пехоты, повел генерал Викторов. За ним с двумя батальонами пехоты Кабардинского полка шел генерал Пассек. Замыкал движение Клюгенау. Не успел этот большой отряд отойти и нескольких верст от бывшей резиденции имама, как головная колонна оказалась отрезанной от центральной, а центральная — от замыкающей. Отряды Шамиля вторглись между ними и, окружив со всех сторон, стали теснить каждую, но особенно обрушились на головную Викторова. Несколько часов длилась кровопролитная схватка, которая часто переходила в рукопашную. Трупы коней и людей усеяли дорогу и придорожный лес. Из-за каждого камня, с каждого дерева летел на солдат смертоносный град.

Как обезумевшие метались казаки и солдаты по дороге, пытаясь отплатить подороже за неизбежную смерть. Выскакивая из-за стволов деревьев и густых зарослей с обнаженными шашками и кинжалами, добивали горцы раненых. Нигде не удалось прорвать окружения. Весь головной отряд вместе с генералом Викторовым был истреблен.

Быстро шел Пассек вперед, отстреливаясь от врагов, овладевая одним завалом за другим, спеша на помощь Викторову. Но было поздно. Пассек наткнулся на завал, образованный трупами людей и животных уничтоженного отряда Викторова. Удручающе подействовала картина последствий страшной схватки на солдат и самого генерала. Горячий по натуре, стремительный в действиях, спеша на выручку Викторову, он не обратил внимания на то, что вырвался вперед на некоторое расстояние с одним батальоном, оставив позади другой. Этим постарались быстро воспользоваться мюриды. Бросившись в промежуток, они вновь заняли завал и ударили с тыла. Два орудия Пассека, обращенные во фронт, не сделав ни одного выстрела, остались стоять. Обоз с больными и ранеными замер на середине дороги. Цепью в несколько рядов его прикрывали солдаты, отстреливаясь от смыкающегося кольца противника. Но меткие пули мюридов, засевших на деревьях, не щадили ни больных, ни раненых. Смертельно ранило генерала Пассека. Он упал с коня. К нему кинулся денщик:

— Ваше превосходительство!

— Прощай, Лука, прощайте, мои доблестные солдаты!

— А-а-а! Убит! Убит мой генерал!

Отчаянный крик человека, прошедшего с Пассеком тысячи верст по горам Кавказа, подхваченный эхом, разнесся по лесу. От этого жуткого крика на какое-то мгновение воцарилась страшная тишина. Солдаты, пришедшие в замешательство, застыли. Но следом, разрывая миг сковывающей тишины, раздалось громкое «ура-а-а!». Это второй батальон Пассека и солдаты Клюгенау мчались на выручку. С отчаянной храбростью бросились оставшиеся в живых в лесные чащи.

Стрельба стала прекращаться. Мюриды отступили на незначительное расстояние, но через некоторое время вновь бросились в атаку. Два часа беспрерывно длился бой. Полковник Орлов доложил генералу Клюгенау, что кончились патроны. Солдаты стали сомкнутым строем в несколько рядов, обратившись лицом к обочинам узкой дороги, которая спускалась в овраг. С суровыми лицами стояли рядовые Кабардинского полка. Почти все офицеры были перебиты. Лицо генерала было бледным, но спокойным. Мимо него денщик Лука с высоким широкоплечим солдатом пронес завернутое в бурку тело Пассека. Лицо убитого заострено, на лбу запекшаяся струйка крови. Клюгенау вздрогнул, скинул треуголку, перекрестился, низко склонив голову. Он больше не взглянул на храброго всеми любимого Пассека. Клюки фон Клюгенау думал о горькой участи этого бесстрашного сына России. Он близко знал и уважал Пассека. Это был человек, вышедший из семьи великомучеников. Отец Пассека, дворянин, как крамольник был схвачен по доносу и заключен Павлом I в Шлиссельбургскую крепость, а затем сослан в Сибирь. Детей своих бунтарь воспитал вольнодумцами в духе идеализма и патриотизма. Александр I позволил Пассекам вернуться из Сибири в Москву. Но конфискованное имение и имущество не было возвращено. Жили Пассеки в большой нужде. Генерал Пассек принадлежал ко второму поколению. Патриот, беззаветно любивший родину, преданный своему народу, он героически сражался за Россию и царя, который ничего ему не дал, кроме нужды и страданий. Как солдат, рядом с рядовыми, он достойно встретил смерть.

Вновь грянувший ружейный залп вывел Клюгенау из раздумий. Высокий солдат, который нес убитого Пассека вместе с денщиком Лукой, выбежав с испуганным лицом из зарослей над оврагом, закричал:

— Ваше сиятельство, уронили енерала в овраг, и Лука, убитый, свалился вниз за ним!

— Господи помилуй! — прошептал Клюгенау и, повернув коня, решительно скомандовал марш. К счастью, в этот момент подоспела помощь, высланная Воронцовым из Дарго.

Отряду удалось пробиться к обозу. Но что могли унести с собой в ранцах и вьюках голодные, измотанные люди? И все-таки, взяв то что смогли, пошли назад. Клюгенау вернулся в Дарго, потеряв двух генералов, семнадцать офицеров, пятьсот тридцать семь нижних чинов. Ранено и контужено было восемьсот пятьдесят восемь человек. Оставлено три орудия и сотни лошадей.

Положение главнокомандующего в Дарго с каждым днем ухудшалось. Мюриды днем и ночью со всех сторон устраивали налеты на лагерь. В шатре-штабе, над которым реял белый с красным флаг (фамильные цвета Воронцовых), заседал военный совет. Лицо главнокомандующего стало землистым. Резче выделялись морщины, придавая усталость и мрачное выражение тонким чертам. Офицеры свиты, штабисты, командиры подразделений, небритые, в запыленных, выцветших походных мундирах, тоже были в подавленном настроении.