Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

«Сухарный поход», из которого, едва уцелев, вернулся Клюгенау, вызвал растерянность и смятение среди офицеров и рядовых. Главнокомандующий на совете обратился к помощникам с вопросом:

— Что будем делать?

Все молчали. Тогда поднялся генерал Граббе:

— Мне кажется, оставаться в этой ловушке нельзя ни минуты. Не зря Шамиль без боя сдал Дарго. Его силы еще не тронуты. Нами потеряна половина, а та, что при нас, окажется обреченной на верную гибель.

— Вы слишком сгущаете краски, — перебив генерала Граббе, возразил Воронцов.

— Нет, господин фельдмаршал, я говорю то, что есть. Уверен, что имам и здесь применил свой обычный тактический прием.

Вы убедитесь в этом, если не прикажете немедленно покинуть Дарго.

— Помилуйте, отступать теперь по этим дорогам — значит идти на верную смерть! — воскликнул Клюгенау.

— Лучше отойти с боем, чем ждать смерти сложа руки. Вы забываете о том, что второй враг — голод — начинает одолевать нас, — ответил Граббе.

— Дарго взят, собственно, больше нам здесь делать нечего, — согласился с доводами Граббе главнокомандующий.

— Вы правы, фельдмаршал, Дарго взят, — не без иронии повторил Граббе, глянув в глаза Воронцова. — Но не в этом дело. Я хочу предложить изменить путь отступления, избрав наикратчайший — в сторону Герзель-аула.

Лица присутствующих оживились, взоры с любопытством обратились к говорящему.

— В крепость Внезапную, — продолжал Граббе, — надо отправить охотников с приказом к генералу Фрейтагу спешно идти навстречу.

Среди заседавших послышались возгласы одобрения.

— Пять тысяч штыков и сабель — это сила для данных условий, — сказал главнокомандующий.

— Надо добавить — при отсутствии провианта и незначительном количестве боеприпасов, — шепнул с горькой усмешкой генерал Евдокимов, склонившись в сторону Клюгенау.

После заседания тотчас были высланы нарочные во Внезапную к генералу Фрейтагу, все лишние тяжести уничтожены. Движение в Герзель-аул было предложено не только из-за краткости пути, но и для того, чтобы придать бегству наступательный характер.

В эти дни умножилось количество перебежчиков на сторону Шамиля. От них имам узнавал обо всем, что творилось в стане противника. Он знал, в какой день, по какой дороге и в какое время должны идти обозы или подразделения врага. Туда направлялись отряды, которые захватывали и уничтожали то, что нельзя было взять с собой.

Дозорные имама видели, как голодные солдаты ели конину, как собирали съедобные травы.

Перебежчик из лагеря Воронцова сообщил имаму: русское начальство поручило прапорщику-отступнику из Сальбери, брату хозяина, в доме которого жила семья Шамиля, за мерку серебра выкрасть младшего сына имама Магомеда-Шафи.

Шамиль немедленно отправил своих людей в Сальбери, приказав им перевезти семью в Элисанджи. Но Воронцову было не до сына имама. Он думал о спасении собственной жизни и жизни своего сына, посланного еще раньше в Герзель-аул.

Разведчики имама неотступно следили за всем, что происходило в стане гяуров. Они видели, как перед уходом из Дарго солдаты сжигали свои палатки, сбрасывали с кручи все, что не могли взять с собой, вьючили лошадей, мулов. Шамиль распорядился, чтобы отряды мюридов стягивались к дороге, ведущей к Герзель-аулу.

Войска Воронцова покинули Дарго ночью. К утру они заняли удобную позицию, установили орудия, саперы соорудили завалы, окопали места для укрытия орудийной прислуги, повалили деревья у мест, наиболее доступных для врага. С наступлением темноты голодные солдаты начинали двигаться ощупью вдоль берега Аксая.

На третий день около Иса-Юрта вновь произошла жестокая битва. Но отряду Воронцова удалось удержаться на берегу реки, потеряв восемьдесят человек убитыми. На переходе между селениями Иса-Юрт и Гурдали, когда русское войско втянулось в узкое лесистое дефиле, мюриды налетели на обоз, порубили множество раненых и, захватив несколько вьюков, скрылись. Воронцов, следовавший с этим отрядом, сам вынужден был обнажить шпагу для личной защиты. К вечеру измученный отряд достиг селения Шаухал-Берди и расположился в его окрестностях лагерем. Люди, следовавшие несколько дней без пищи, были в бедственном состоянии. Не доходя до аула, четыреста солдат сели на землю и отказались двигаться дальше. Тогда вышел к ним генерал Клюгенау. Он стал говорить:

— Если среди вас еще остались храбрецы, готовые умереть рядом со мной, поднимайтесь!

Сказав это, он отошел от взбунтовавшихся. За ним последовало несколько старых солдат, затем, медленно поднявшись, поплелись и остальные.

Воронцову было ясно, что люди не могут идти. Солдаты ползали по кукурузным плантациям в поисках початков и зерен. Артиллерия едва отвечала на обстрел мюридов. Воронцов не спал несколько ночей. Он шатался от бессонницы и усталости, все время думая о своем сыне майоре Симоне. О нем ничего не было слышно. Нарочные не возвращались. Наконец один из посыльных вернулся и сообщил, что граф Симон благополучно добрался до Хасав-Юрта. Утирая слезы радости, Воронцов стал обходить голодных раненых солдат, утешая их ласковыми словами. Но в серых бородатых лицах, остекленевших, глубоко запавших глазах он видел молчаливый укор бесправных, истощенных голодом, изнуренных боями и переходами людей.

Наступила кошмарная ночь, когда никто не мог не только обороняться, но и двигаться. Всем — и главнокомандующему, и высшему начальству, и нижним чинам — эта ночь казалась последней. Священник не успевал отпевать мертвых, отпускать грехи умирающим. В длинной черной рясе метался он от одного раненого к другому, а их было около тысячи. Они лежали на земле вытянувшись. В руках некоторых мелкими огоньками мерцали свечки. Но они угасали при первом же дуновении ветерка вместе с жизнью самих солдат. Это было страшное зрелище.

В эту ночь не выдержал и сын ширвакского хана Мустафы — Джавад. Он велел своим слугам зарезать единственную корову, молоком которой питался больной желудком Воронцов. Они сварили мясо в стороне, укрывшись от остальных, насытились сами и накормили Джавада. Наутро, обнаружив исчезновение коровы и выявив злоумышленников и вдохновителя, Воронцов приказал отпрыску ширванских шахов покинуть лагерь. Джавад за сто рублей золотом нанял чеченца, который вызвался вывести его из окружения и проводить до Темир-Хан-Шуринской дороги.

В тот же день Воронцову стало известно, что имам оттянул часть войск от Шаухал-Берди. У людей сразу поднялось настроение. Нашлись охотники, которые согласились связаться с герзель-аульским укреплением.

К вечеру со стороны Герзель-аула стал приближаться отряд. Навстречу ему Воронцов бросил всадников числом в две тысячи. Им удалось разорвать кольцо противника и соединиться с отрядом генерала Фрейтага, который форсированным маршем спешил на помощь. Пришли обозы с провиантом и боеприпасами. Последние снаряды и патроны были выпущены в честь спасителей. Громкие, радостные крики победным гулом пронеслись по горам и долинам.