Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

— Туда спустилось много народу. Они сползали, давя друг друга и срываясь в пропасть. Там и Джавгарат. Она привязала ребенка платком к спине, когда спускалась. Я не успел ее удержать. Она убежала от меня, держась одной рукой за раненую голову.

— Надо как-нибудь пробраться, — сказал Шамиль.

— Имам, это невозможно, я знаю все эти места, — ответил Юнус.

— Он прав, — подтвердил Салих, — там настоящий каменный мешок, из которого нельзя вылезти.

— И все-таки надо попробовать, не должны мы оставить живых людей без помощи, — настаивал имам.

— Хорошо, я попробую, — сказал Юнус. Он обвязал себя веревкой, конец которой передал стоявшим на уступе Салиху и Шамилю.

С трудом цепляясь за узкий карниз, он прополз немного и замер от ужаса. На небольшом островке земли, у самой реки, стиснутой близко сдвинутыми ровными стенами скал, лежало множество женских трупов. Одни из них наполовину были погружены в воду. Волны реки тянули их вниз по течению. Джавгарат — вторая жена Шамиля — лежала, распластавшись, у стены. По ней ползал ребенок. Он припадал губами к безжизненной груди матери, то к одному соску, то к другому. Рядом шевельнулась старуха и вновь затихла.

Юнус пополз назад.

— Ну что там? — с тревогой в голосе спросил имам.

Юнус молча махнул рукой, низко опустил бледное как полотно лицо.

Голодные люди неподвижно пролежали весь день в пещере. Они двигались лишь в часы молитв. Только пятилетний Гази-Магомед капризничал, не желая мириться с невыносимыми условиями. Он переходил с рук на руки, требуя хлеба.

В полдень Шамиль высыпал из кармана горсть жареных кукурузных зерен и, передав их ашильтинцу Юнусу, сказал:

— На, ты бывший казначей, раздели всем поровну, — а сам удалился из пещеры.

На второй день стало еще тяжелее. Мальчик плакал, требуя еду.

— Пей воду, от этого тоже можно быть сытым, хуже было бы, если бы не было воды, — утешал отец.

Но мальчик отстранял ладонь отца.

На рассвете третьего дня Шамиль вышел из пещеры. Он отошел подальше от входа в пещеру и вдруг быстро повернул обратно:

— Мы спасены, есть возможность выбраться отсюда.

Обрадованные люди кинулись к нему. Шамиль сказал:

— Там несколько длинных бревен и досок. Видно, сам аллах бросил их сюда для нас.

— Это я бросил их в тот день, когда собирались спускаться, — сообщил Салих.

— Но почему же ты до сих пор не говорил, что они лежат там? — спросил имам.

— Я подумал, что ты их видел и ждешь, пока гяуры наверху сделают свое дело и уйдут, — ответил Салих.

— Мы скорее подохнем здесь, пока дождемся их ухода, — проворчала Меседу, которая тоже видела, как Салих сбрасывал бревна, но от переживаний и волнений совсем позабыла об этом.

Днем выбираться из ущелья было опасно — посты могли быть выставлены у всех дорог и переправ к Ахульго. Поэтому решили ждать даже не вечера, а предрассветной тьмы. Мужчины перетащили бревна и укрепили их в удобных для подъема местах.

Ночь прошла беспокойно, взволнованные надеждой на спасение, люди почти не спали.

До рассвета, в потемках, начали карабкаться вверх первые смельчаки. Надо было поднять сперва хотя бы одного человека, который укрепил бы веревочную лестницу наверху.

Самым сильным физически был Шамиль. Он встал внизу и держал на себе пятерых мужчин, которые по сложенным одно на другое бревнам забирались на плечи друг другу. Шестым был Салих. Он не дотянулся бы руками до небольшой площадки, с которой можно было подняться наверх, если бы не оказался под рукой свисавший над бездной куст шиповника.

Вскарабкавшись на площадку, он бросил веревку пятому, затем четвертому. Вскоре все мужчины и женщины были на площадке. Туда же были вытянуты, обвязанные веревками, два длинных бревна.

Последним выбрался имам с Гази-Магомедом, привязанным к спине отца. Чуть брезжил рассвет, когда Шамиль, балансируя вытянутыми руками, прошел по бревнам на противоположный берег ущелья.

Протянув по обе стороны бревна веревки, мужчины помогли женщинам и раненым перейти над бездной, как по мосту с перилами.

Когда переправа была завершена, бревна столкнули вниз. Выбравшись на свет, люди, вдыхая полной грудью свежий, пропитанный ароматами увядших трав воздух, поспешили уйти от опасных мест.

Шамиль посмотрел назад. Над лагерем Граббе поднимались дымки утренних костров. Только оба Ахульго, превращенные в руины, не подавали признаков жизни.

Вдруг с придорожной высоты раздались выстрелы. Несколько пуль со свистом пролетели над головами беглецов.

— Спешите, нас заметили. Как бы они не организовали погоню, — сказал Шамиль.

Люди бросились вниз, к выемке горы. Только Салих стал отставать. Шамиль оглянулся. Он увидел, как, сильно прихрамывая на одну ногу, торопился за ними Салих, неся на плечах Гази-Магомеда.

— Слава аллаху, еще один хромой появился среди нас, — шутя заметила Меседу.

Имам остановился. Когда Салих подошел к нему, спросил:

— Что с твоей ногой?

— В пятку попала пуля.

— Почему же ты об этом не сказал? Давай мальчика, я понесу его сам, а ты старайся не отставать. — Посмотрев на голые хребты, он добавил с досадой: — Вот природа! Ни одного деревца, палку негде сломать.

Чем дальше уходили беглецы от опасных мест, тем больше давали себя знать голод и жажда. Люди шатались. Мужчины шли впереди, поочередно неся на плечах измученного ребенка. Женщины устало плелись за ними. Салих замыкал шествие. Когда на закате солнца сделали привал, имам заметил, что исчез Салих. Где и когда он отстал, никто не знал. Только одна Меседу уверяла, что видела его и после полудня.

— Почему он отстал, не предупредив? Что бы это могло значить? За эти дни парень очень изменился и ведет себя странно. Меня почему-то стал избегать, не смотрит в глаза, — сказал ей Шамиль.

— Сошел, наверное, с ума. Скоро сойдем и мы. Буйствовать, конечно, не сможем, очень уж слабы, а тихого помешательства не избежать. О владыка! И за что ты посылаешь такие мучения! — ответила Меседу, подняв к небу глаза.

— Это не мучение, а испытание, — желая успокоить отчаявшихся, сказал имам и, окликнув Юнуса, единственного, который за все месяцы сражений не получил ни одной царапины, направился по дороге в обратную сторону.

— Куда? Зачем ты идешь? Сам свалишься от голода! — кричала вослед Меседу.

Но Шамиль не остановился. Он, рассуждая вслух, говорил:

— Как можно быть неблагодарным к тому, кто нас спас? Ведь если бы не Салих, мы сгнили бы в этой пещере. Парень настолько добр, рассудителен и трудолюбив, что порой приходится удивляться. Клянусь аллахом, я и шагу не смогу сделать без него.

Юнус, облизывая сухие губы, тяжело дыша, едва успевал за имамом, удивляясь силе и выносливости предводителя.