Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

Он стоял на завале до тех пор, пока сын не скрылся за палатками. Стояли молча, неподвижно и его соратники.

На следующий день после выдачи Джамалуддина в заложники от генерала Граббе вновь явился представитель, который сказал вышедшему навстречу Барты-хану:

— Наш командующий требует безоговорочной явки вашего имама к его превосходительству.

В ответ Шамиль написал генералу Граббе письмо. В нем говорилось:

«Поистине являясь рабом аллаха и будучи избран народом, я выполняю его волю, так же как ты исполняешь волю своего царя. Умнейшие из наших людей не советуют мне идти в твой лагерь, ибо они не доверяют вам. Если ты дашь нам возможность покинуть Ахульго и уйти в горы, этим сделаешь доброе нам и тем, кого ведешь. Я отдал тебе своего сына, согласно требованию это равносильно поражению. Не причините ему зла, ибо я до последнего вздоха буду проклинать вас и причинять вред. Для соответствующего воспитания в духе того народа, откуда он вышел, приставьте к мальчику чиркеевского старшину Джамала, плененного вами несколько лет тому назад, ибо этот человек ученый и благовоспитанный.

Если сделаете так, лезвие моего клинка не увидит ни сияния солнца, ни света луны. И мир! Имам Шамиль».

Прочитав письмо имама, генерал сказал полковнику Пулло:

— Попробуйте уговорить этого упрямца с помощью наиба, который пришел к нам с его сыном.

Тогда Пулло вызвал к себе Юнуса.

— Послушай, наиб, — сказал он, — нам известно, что ты считаешься влиятельным и самым приближенным к имаму. Нашему командующему необходимо во что бы то ни стало поговорить с Шамилем.

— Но он не давал согласия, — перебив Пулло, сказал Юнус.

— Да, но условия, которые предъявляет имам, неподходящие для нашего генерала.

— Нельзя же ставить условия, подходящие исключительно для вашего вождя, — заметил Юнус.

— Мы можем требовать то, что нам выгодно, поскольку инициатива перемирия была за вашим имамом.

— Если он придет, а ваш представитель потребует от имама то, что нельзя выполнить, мир будет нарушен? — спросил Юнус.

— Ничего не поделаешь, — ответил полковник, — мы выполняем волю нашего царя, а ваши дела — в ваших руках. Если Шамиль согласится прийти к нам, за это ему будут оказаны благодеяния до конца дней.

— Он не согласится, а если бы даже и согласился, то там найдутся такие, которые станут поперек пути, — предупредил Юнус.

— И все-таки наш командующий хочет, чтобы ты пошел и попытался уговорить имама. Кроме того, он требует переселения чиркатцев и гимринцев из Ахульго в свои селения.

— Ну хорошо, я пойду попробую, если вы настаиваете.

Юнус отправился в Ахульго. Придя к имаму, он изложил требования Граббе.

Шамиль сказал:

— Я предчувствовал еще до выдачи сына, что они не пойдут на примирение. Теперь окончательно убедился в том, что нельзя им верить. Могу сказать лишь одно — пусть идут и сражаются до конца, ибо нет для них у меня ничего, кроме обнаженного меча.

Возразил дипломат Барты-хан:

— Надо дать ответ помягче.

— Мягкое обращение врагами и глупцами расценивается как слабость, — ответил имам. И добавил: — Скажи им, что мы сегодня же выполним и второе условие — переселим чиркатцев и гимринцев в свои села.

Когда Юнус возвратился в лагерь, Граббе немедленно вызвал его к себе вместе с Пулло.

— Что сказал твой имам? — перевел Пулло Юнусу вопрос генерала.

Юнус ответил:

— Он сказал, что выполнил одно из основных условий — выдал вам аманатом сына вчера. Сегодня выполнит второе требование — переселит чиркатцев и гимринцев в свои аулы, они уже спустились от Шулатлулгоха к гимринской дороге, а твои солдаты задержали всех. После этого вам нельзя верить. Поистине вы — обманщики и изменники.

Пулло, питавший где-то в глубине души симпатии к детям природы, в более мягких выражениях перевел генералу слова Юнуса.

— Мне нет дела до рассуждений Шамиля, иначе я прикажу взять его силой и с этой целью пошлю этих, — генерал движением руки показал на солдат, марширующих перед его палаткой. — Уведите! — приказал генерал.

Юнус направился к палатке, где поселили Джамалуддина. Около мальчика сидели два отступника из нижних чинов. Один из них дымил, держа в зубах самокрутку. Когда вошел Юнус, курящий вскочил с места и вышвырнул окурок из палатки. Юнус сказал отступнику:

— Ради меня этого можешь не делать, как я не сделаю ради тебя и тех, с кем ты пошел, того, что не подобает делать истинному мусульманину.

Командующий войсками северной линии генерал-адъютант Граббе, собрав высший командный состав, сказал:

— Переговоры с Шамилем ни к чему не приведут. Могут полить дожди, дороги станут труднопроходимыми, еще хуже будет, если ударят холода. Дело может кончиться плохо, если мы в ненастье застрянем здесь под открытым небом. Надо брать Ахульго. Готовьтесь к штурму со всех возможных сторон, употребляя все средства.

Юнус услышал о готовящемся наступлении. Он забеспокоился, не зная, как предупредить имама. Оставалось единственное — бежать из лагеря, и Юнус стал ждать наступления темноты. Но, к счастью, его вызвал к себе Пулло и сказал:

— Наиб, возвращайся в Ахульго и приведи сюда свою жену, детей, а также семью Муртады-Али из Чирката, плененного нами. Если сумеешь это сделать, получишь большое вознаграждение.

Юнус хотел сказать, что нет у него семьи, кроме старого отца, но передумал.

— Я это сделаю, — ответил он, не выдавая радости, — но боюсь идти, там меня могут задержать, если увидят. Пусть лучше пойдет Муртада-Али.

— Его мы не можем отпустить, а тебе доверяем. Вот деньги, дашь кому нужно. Сам людям не показывайся. Пусть кто-нибудь соберет всех в то место, где ты будешь ждать. Я пошлю с тобой людей для охраны. Как стемнеет, будь готов.

— Хорошо, — ответил Юнус, а про себя подумал: «О аллах, ты даруешь мне удачу!»

После разговора с полковником Юнус пошел к палатке, где ждал его Джамалуддин.

— Пойдем прогуляемся, на полянке так хорошо, — сказал Юнус мальчику.

Они вышли, направились к бугру, который возвышался недалеко от шатра командующего. Садилось солнце. Его лучи зарумянили остроконечную Шулатлулгох с развалинами Сурхаевой башни.

— Что там теперь делают наши? — с грустью произнес Джамалуддин, глядя на Ахульго, над которым струились редкие голубые дымки, словно над догорающим огромным костром.

— Наверное, женщины готовят постную похлебку, а мужчины восстанавливают разрушенное, — ответил Юнус. Затем обратился к мальчику: — Я не хочу тебя обманывать, сегодня ухожу туда и больше не вернусь. Надо помочь твоему отцу. Не скучай, я убежден, тебя здесь никто не обидит. Не говори никому о том, что я сказал тебе. Теперь беги к палатке. Да хранит тебя аллах!